Одиночество и разведенный мужчина преклонного возраста | страница 12



Заключение

"Когда все понимаешь, то это еще хуже, так как еще больше мучаешься, что ведешь себя по-прежнему", - заметил мой разведенный коллега среднего возраста. Другой мой коллега, который, как и я, развелся в возрасте 64 лет, говорил о тому, что он когда-то назвал "пустяками" например, ту же манеру убирать со стола, так чтобы там был не просто порядок, а все было аккуратно. Он с усмешкой вспоминал, как спорил с женой (даже через три года после развода он никак не решался назвать ее "бывшей"), что не хочет быть аккуратным ради самой аккуратности. Аккуратность ему навязывали. Ему достаточно было знать, где находятся его вещи на письменном столе. Их порядок - у него в голове. После развода он заметил, что скорее положит тапочки в шкаф, чем оставит их под стулом в спальне, - другое навязанное ему поведение, которому он раньше противился. И то же самое он подметил за собой по поводу множества мелочей и домашних дел. Мой товарищ по несчастью делал то, что до развода или отказывался делать, или делал неохотно, а то даже обозлившись. Сначала он говорил себе, что совершает такие поступки, которые раньше считал раздражающе принудительными, просто чтобы заняться чем-то, в то время - на протяжении минут, если не часов - пока он решает, что же ему на самом деле нужно делать. Потом он понял, что пытается угодить жене, которая живет в том же доме, распоряжаясь теперь большей частью его имущества, и делает все, чтобы командовать и его немногочисленными оставшимися в живых друзьями.

"Понимания недостаточно, - настаивал мой коллега. - Понимание просто отделяет твои мысли и действия от эмоций. Оно вызывает ощущение шизофренической изоляции. Оно оставляет тебя наедине с твоим одиночеством. Когда не подозреваешь или не знаешь, почему, черт возьми, ведешь себя именно так, то это может тебя просто рассердить или даже позабавить". Я поделился с ним своим соображением относительно того, что его нынешнее правильное поведение, наверное, во многом объясняется тем, что ему больше не надо бунтовать. Он теперь сам себе хозяин. Ответ его был краток: "Какой к черту хозяин!" И тогда я оставил эту тему, сказав себе: "Слава Богу, меня миновала эта чаша". Его объяснение, возможно, было не хуже моего. Как его собрат не только по профессии, но и по разводу, я понимал, что он ощущает, и только начинал разбираться в своих собственных чувствах. Это состояние я называю "одиночеством самоистязания".