Я открыл застекленную дверь на веранду и окликнул его: “Отакэ-сан, Отакэ-сан!”. Он резко, будто в гневе, оглянулся на мой зов и снова отвернулся. Мне показалось, что на лице у него слёзы.
Я отошёл от двери и увидел, что у меня в комнате находится супруга Мэйдзина – она зашла поблагодарить меня.
– Вы так долго нам помогали ... были так любезны.
Пока я разговаривал с ней, фигура Отакэ исчезла со двора. Он вновь с непостижимой быстротой переоделся в кимоно с гербами и уже совершал торжественный обход в сопровождении своей жены. Он поблагодарил Мэйдзина, членов оргкомитета, зашёл и в мою комнату. Я в свой черёд отправился благодарить Мэйдзина.
Едва закончилась эта растянувшаяся на полгода партия, как на следующий же день все причастные к ней люди поспешно разъехались по домам. Это было как раз накануне пробного пуска железнодорожной ветки на город Ито.
Городок Ито, к которому подвели железную дорогу, в ожидании зимнего курортного сезона украсил свою главную улицу и выглядел нарядным.
У профессиональных игроков Го есть правило – во время матча они “консервируются”. Вместе с ними сидел безвыходно в гостинице и я. Теперь, когда мы ехали в автобусе, оживленность города особенно бросалась в глаза. Я испытывал облегчение, словно вышел из погреба.
Вблизи железнодорожного вокзала виднелся свежий грунт новой дороги, стояли наскоро построенные домики. Весь этот хаос чем-то напоминал редакцию и казался мне подлинным лицом внешнего большого мира.
Когда автобус выкатился из Ито и побежал вдоль берега, нам навстречу попалось несколько женщин с вязанками хвороста за спиной. У некоторых к хворосту была привязана рябина. Меня неожиданно потянуло к людям, как бывает, когда перевалишь через гору и вдруг увидишь дымки деревни.
От обыкновенных житейских дел вроде подготовки к Новому году, веяло теплом и уютом. Мне казалось, что я вырвался из какого-то ненастоящего мира. Вот женщины набрали хвороста и теперь, должно быть, идут домой готовить ужин. Тускло светилось море, и нельзя было понять, где находится солнце. Так бывает зимой, когда быстро темнеет.
Но и в автобусе я продолжал думать о Мэйдзине. Меня пронизывало сострадание к нему и, может быть поэтому, я испытывал сочувствие ко всем людям вообще.
Все, кто имел отношение к Прощальной партии, покинули городок. В гостинице города Ито остался лишь Мэйдзин с супругой.
“Непобедимый” Мэйдзин проиграл свой последний в жизни поединок и никто не удивился, если бы он уехал первым. Ему пришлось одновременно бороться с двумя противниками – Отакэ и болезнью, и он нуждался в отдыхе. Это правда. Но и отдыхать было бы лучше где-нибудь в другом месте. Неужели Мэйдзин мог так бесстрастно, так равнодушно относиться к своему поражению? Ни члены оргкомитета, ни я не хотели оставаться там ни одной лишней минуты и сразу разъехались по домам, словно сбежали. Остался только побежденный Мэйдзин. Унылая, гнетущая атмосфера... Всё это Мэйдзин предоставил людскому воображению, а сам... Сам он сидел тихо, как всегда, и лицо у него было бесстрастным, будто все происшедшеё его не касалось. Его противник, Отакэ Седьмой дан, уехал в числе первых. У него в отличие от бездетного Мэйдзина была большая семья.
