Дикобраз медленно поднял ствол автомата.
– Опусти свою пукалку, дурак! – послышался старческий крик из хижины. – Он тебя не тронет, если ты не падаль!
«А как он определит, падаль я или нет?» – подумал Григорий и тут же услышал ответ:
– По запаху. Да не стой как пень! Открой дверь и заходи, идиот чертов!
Григорий шагнул к двери, и зверь шагнул следом.
– Скажи ему, чтоб не шел за мной!
– Ты тупой, да? Как я ему скажу, он ведь волк и по-человечьи не понимает!
– А как ты с ним общаешься?
– По-волчьи.
Дикобраз открыл дверь и шагнул во тьму хижины.
– Значит, по-волчьи ему скажи.
– А у волков нет запрещающих фраз. Их общение строится на доверии и преданности. Либо на непримиримой вражде. Только абсолютное «да» либо бескомпромиссное «умри». Это тебе не людишки подлые, которым еще чего-то запрещать надо, чтоб в рамках держать. Заходи. Присаживайся.
В помещении стоял жуткий запах старости, сырости и еще черт знает чего.
– Куда садиться? Я ничего не вижу. Знал бы, прибор ночного видения достал.
– Перед тобой стол. На столе керосиновая лампа. Зажги ее. И не хвались своим прибором... хе-хе-хе...
Смех у хозяина сторожки был неприятным, кашляющим. Григорий нащупал лампу, достал спички и поджег фитиль. Комната была небольшой и совсем неухоженной. По углам такие паутины, что казалось, в них не то что муха, вертолет запутается. У противоположной стены топчан с висящей над ним старинной иконой. На топчане сидел древний старец в черном монашеском балахоне. Григорий еще никогда не видел такого морщинистого лица. У старца были длинные тонкие и прямые волосы. Совершенно белые, как у того волка. И у старца не было глаз. Только закрытые навечно веки во впадинах глазниц. Выглядел он зловеще.
– Ты слепой, что ли? – удивленно спросил Дикобраз.
– Это ты слепой, если, глядя на меня обоими своими глазами, еще и вопросы такие тупые задаешь.
– Так ты и есть Всевидец? Кто-то, видно, очень над тобой пошутил, назвав так. – Дикобраз усмехнулся. Старик ему не нравился, и Григорий даже не думал это скрывать. Что-то внутри заставляло его демонстрировать эту неприязнь.
– Остришь, да? – оскалился отшельник, показав кривые желтые зубы. – Ну раз такой острый, то пойди мне дров своей башкой наруби. А то спущу на тебя Людоеда, он тебя, как тузик грелку, порвет.
– Людоеда?
– Так волка зовут.
– Милое имя. Доброе, – покачал головой Григорий.
– Честное.
Волк вошел в комнату и улегся в ногах у старика.
– Ну, говори, зачем пришел, – прокряхтел Всевидец.
