По предварительной договорённости О'Нил грозился позвонить из Пулково примерно в шестнадцать часов. Объявился он в шестнадцать тридцать.
— Добрый после-полдень! Мы взяли кеб и едем в гостиницу, чтобы регистрироваться и оставлять вещи. Водитель говорит, мы будем иметь честь быть у вас в девятнадцать сотен…
Тамара Павловна облизывала селёдочные пальцы, силясь сообразить, что имел в виду англичанин. «Ага! То бишь в девятнадцать ноль-ноль…»
— Очень хорошо, жду вас, джентльмены, — ответила она и, нажав отбой, обвела квартиру словно бы глазами гостей.
Боже, какой бардак!.. Тот факт, что они с Васей успешно обходились без евроремонта, исправить за оставшееся время она уже при всём желании не могла. Но хоть как-то распихать по углам барахло, усугублённое пылью, скопившейся за время её московской командировки…
Без пяти минут семь Тамара Павловна поставила сушиться тщательно отжатую швабру.
Без одной минуты — отложила расчёску.
Ровно в «девятнадцать сотен» из прихожей раскатился электронный звонок: «Не слышны в саду даже шорохи, всё здесь замерло…»
Тамара Павловна вздрогнула и открыла дверь. На пороге стояли двое. Один — фатально-рыжий, плечистый, здоровенный, с голубыми, как у месячного младенца, глазами. Второй отчётливо напоминал доктора Ватсона из гениальной отечественной экранизации. Усатый, отмеченный явной печатью того самого благородства, которое кое-кому теперь кажется романтическим и наивным.
Вот такие два джентльмена прямым ходом с исторической родины этого слова.
— Добрый вечер, — приподнял шляпу рыжий. — Мы можем видеть уважаемую миссис Василий Наливайко?
Видимо, в его рыжей голове не укладывалась мысль, что профессор Наливайко не имеет прислуги.
«Ну вот, дожила, уже принимают за домработницу», — подумала Тамара Павловна. Будь она менее самостоятельной и состоявшейся женщиной, она бы, вероятно, не на шутку расстроилась. Но «миссис Василий Наливайко», летавшая на бизнес-джетах и под настроение приобретавшая внедорожники, лишь рассмеялась:
— Это я. Прошу, господа.
— О, много приятно. Я был узнать ваш голос. — Рыжий слегка поклонился и протянул букет. — Позвольте представиться: О’Нил, ваш искренний слуга.
Букет был дорогой и красивый. Откуда они могли знать, что Тамара Павловна очень не любила срезанные цветы и всегда порывалась отдать их кому-нибудь, кого они могли в самом деле порадовать. Соседке там, горничной на гостиничном этаже…
— А это, — О'Нил указал шляпой на «Ватсона», вежливо переступившего порог, — сэр Робин Доктороу, друг и доверенный лицо бедный лорд Эндрю.
