2
Изографы, писавшие ужасы Страшного Суда, представляли смерть в подобии человеческом, однако состоящей из одних голых костей. Скелет сам по себе способен устрашить грешную душу, тем паче, когда он ополчен жестокими орудиями мучений — секирой, копьём, косой, удицей.
Когда на всенощной вдруг определился для Фотия через судьбу Симеона Богоприимца его собственный закат жизни, первое, что холодом окатило сердце: как же это, ведь я мог без покаяния и причастия помереть? Но разве вся жизнь моя не была каждодневным покаянием и не каждый день переживал я смерть? В светоносном муже с венцом на голове и с золотым посохом в руке Фотий сердцем признал и почувствовал вестника из мира иного: в человеческом облике, ослепительного, как молния, в одежде белой, как снег, бяше преудобренной паче смысла человеческого. Но изумление Фотия было всё же так велико, что он не удержался, воскликнул мысленно:
— Кто еси ты, удививый меня?
И услышал в ответ глашение чудное и безмолвное:
— Я не из числа людей и не из числа духов, но Ангел Божий, послан к тебе от Господа Вседержителя. Господь повелел сказать тебе слово для утверждения твоего.
Внимай себе и стаду твоему. Христос Бог даёт тебе на рассмотрение жизни твоей и на распоряжение о пастве время. А время тебе до ухода на ниву Божию — семь семидесятидневных седмиц.[5]
Святитель в трепете начал опускаться к ногам посланника горнего мира, но тот сразу скрылся в сокровенной сени.
Так получил Фотий знак, что находится на пороге новой жизни, где законы земной реальности действовать перестают.
3
Христос Бог даёт тебе время на рассмотрение жизни твоей…
Двадцать лет тому назад, накануне Светлого Христова Воскресения, прибыл Фотий в Москву. Приехал без радости и охоты. Родился и вырос он в Греции, воспитывался в пустыни у благочестивого старца Анания и ничего в жизни не желал, кроме монашеского безмолвия. Византийский патриарх заметил его духовные подвиги и назначил в Русскую землю митрополитом. Ослушаться было нельзя, хотя так не хотелось отправляться в страну отдалённую, иноязычную, холодную.
Взял с собой самых близких людей — иеромонаха Пахомия из болгар и иерея Патрикия Грека. Приехали — а на Руси свирепствует мор. Несколько лет до этого был недород, а затем начала пустошить города и веси зараза — то ли чёрная оспа, то ли моровая язва. Пахомий всего несколько дней прохворал и тихо передал душу в руце Божий. А ещё малое время спустя потерял митрополит и Патрикия. Он назначил его ключарём известного своим богатством златоверхого Успенского собора во Владимире. Патрикий ревностно служил Русской Церкви, был доблестным хранителем алтаря. Когда ордынский царевич Талыч
