— Но его несчастье, в том, что… очень многое перестало ему нравиться.
На мгновенье она задумалась.
— Разумеется, — сказала она, — есть много на свете такого, что только издали может казаться хорошим.
— Вы уже и это понимаете? — с некоторым удивлением спросил он.
Она ответила с веселой усмешкой:
— Я немного живу на свете, но уже немало испытала.
— Например? — спросил он шутливо.
— Со мною было уже несколько случаев, когда я очень хотела чего-нибудь и даже мечтала об этом, а затем приходила к убеждению, что не стоило ни хотеть, ни мечтать…
— Например? — повторил он.
— Например, мне хотелось иметь подругу, но такую искреннюю, сердечную, чтобы с ней можно было действительно жить вместе.
— А что же это значит: жить действительно вместе?
— Это значит, не иметь ничего отдельного, а только все общее. Сообща думать обо всем, помогать друг другу, вместе радоваться и вместе горевать…
— Чудесная программа! И вам удалось ее осуществить?
Она опустила глаза и принялась за работу.
— Нет, не удалось. Раза два мне казалось уже, что я нашла такую подругу, и я была очень счастлива, а потом…
— Вы позволите мне окончить?.. А потом вы убеждались, что эти ваши подруги были гораздо менее умны, чем вы, и, значит, с ними невозможно было сообща думать обо всем, да и любовь их не была искренней… ведь правда?
Не отрываясь от работы, она утвердительно кивнула головой.
— Не знаю, были ли они менее умны, чем я, но что любовь их не была искренней — это правда.
А он, не торопясь, продолжал:
— Они сплетничали… вредили вам… обижались на всякий пустяк, а сами то и дело вас оскорбляли…
Она удивленно подняла голову.
— Откуда вам это известно? Он засмеялся.
— Князь пережил то же самое, но только в гораздо большем масштабе. Был он вначале чрезвычайно чувствительным и наивным, верил в дружбу, в любовь, в счастье… un tas des choses этого рода, а затем убедился, что одни люди ему в тягость, а другие — тяготятся им и что в глубине каждого сердца таится своекорыстие, а в каждой радости — обман. Вот почему он теперь и молод и стар.
Она внимательно слушала, а потом сочувственно шепнула:
— Бедный! Такой богатый и такой бедный!
Пшиемский задумался. Он все стоял, облокотившись о решетку и опустив глаза в землю, а морщина между бровями, становясь глубже, придавала ему все более усталый и страдальческий вид. С минуту она глядела на него в раздумье, а потом воскликнула с загоревшимися глазами:
— Есть, однако, на свете много милого, прекрасного, доброго, и князь, даже испытав многое, все-таки может быть очень счастлив!
