Остановившись перед дверью сестры, Роксанна глубоко вздохнула. Будь милой. Будь участливой, внушала она себе. Не проявляй нетерпения. Это твоя сестра. С которой ты хочешь подружиться.
Её стук остался безответным. Роксанна подождала, затем снова постучала, сильней на этот раз. Уже приготовилась нанести третий более решительный удар, когда дверь распахнулась. На пороге стояла Илка, угрюмая и несчастная, в глазах и на лице слёзы.
– Чего тебе? – спросила она, со злостью вытирая каплю, ползущую по щеке.
Илка казалась такой маленькой и безутешной, что сердце Роксанны сжалось.
– Ох, милая, прости меня. Я не хотела быть такой бесчувственной.
Илка икнула, заглушив рыдания.
– Не извиняйся, – прохрипела она. – Я была настоящей сукой, впрочем, как обычно. – Она взглянула на Роксанну и на прекрасных глазах выступили слёзы: – Не знаю, что со мной – другие справляются, а мне не удаётся… – Она вытерла нос. – Мне просто нужно какое-то время побыть одной. Я буду в норме.
– Возможно, – решительно ответила Роксана, – но на этот раз одна ты не останешься – с тобой будет старшая сестра.
Произнеся это, она обхватила узкие плечи сестры и прижала ту к себе.
От её прикосновения Илку прорвало, и она разрыдалась, вцепившись в утешительницу, будто сердце её разрывалось от боли. Роксанна ощущала свою беспомощность, она не знала, как справляться с такой душевной болью. Похлопала сестру по спине и, чувствуя себя никуда не годной, тихо проговорила:
– Ну-ну, милая, не плачь.
К её удивлению это, кажется, помогло, и мгновение спустя Илка отошла, вытирая лицо руками.
– Заходи, не хочу, чтобы мама с папой видели меня в таком состоянии. Они ужаснутся и начнут винить себя.
Роксанна последовала за ней в комнату и присела рядом на диван в бело-жёлто-чёрную клетку, стоящий у одного из окон с видом на верхнюю веранду. Комната была уютная, стены выкрашены в нежно-жёлтый цвет, окна украшали деревянные ставни, пол покрывал рыжеватый ковёр с толстым ворсом, на веранду выходила пара французских дверей.
Сидя на диване рядом с Илкой, Роксанна взяла сестру за руку и сказала:
– Я забыла, как мало времени осталось до дня, когда…
Слова застряли в горле, всё внутри переворачивалось от неприятия случившегося.
Илка шмыгнула носом, утерла его и пробормотала:
– Знаю. Все забывают, и я никого за это не виню. Как бы я сама хотела забыть.
На глазах снова выступили слезы и, пытаясь сдержаться, она выдавила:
– Но тогда я должна буду забыть своих деток. – Голос её окреп: – Что же касается его… я молюсь каждую ночь, чтобы он горел в аду, в самой глубокой яме.
