Встать и уйти было неловко. И Рашид решился. Он заказал салат, отбивную, вспомнив, что не ел с самого полудня. Проглотив первую рюмку коньяку, запив бокалом минеральной, он почувствовал себя спокойнее, сел удобнее. И чем больше он пил, тем увереннее чувствовал себя, тем больше ему нравилось сидеть здесь, на огромной залитой ярким светом веранде.
Он не терзался угрызениями совести по поводу того, что решил истратить чужие деньги. «Пусть знает, как подводить друга! Пусть расплачивается за свое вероломство!»
— А если проявит недовольство, — процедил Рашид сквозь зубы, не замечая в хмельном бреду, что говорит вслух, — я ей швырну в лицо эту грязную бумажку. Получу зарплату и швырну!
Он расплатился, осоловело глядя на официанта, но думая, что взгляд его тверд и полон загадочности. Грузно поднявшись и не считая, а вернее не имея сил сосчитать то небольшое количество скомканных рублей, которые ему дали на сдачу, Рашид сунул их в карман. Вдруг вспомнив слышанное, что «элегантные люди считают своей обязанностью предложить человеку на чай», он расслабленными пальцами вытянул одну бумажку, бросил ее на стол.
— Благодарю! — молодой официант взял рублевку. Лицо его при этом оставалось бесстрастным. Зато глаза с заметным прищуром откровенно насмехались. «Пижон, — говорили они. — Свои ли деньги тратишь, юнец зеленый».
Сидя в ресторане, Рашид намеревался отправиться к Ирине. Теперь же, убедив себя с пьяной настойчивостью, что обижен и даже оскорблен ею, он повернул в сторону дома. «Я тоже имею гордость, — бормотал он, — Я за нею бегать не намерен, сама ко мне прибежит!» Его качало и мутило. Через короткие промежутки времени Рашид останавливался, бессильно прислоняясь то к стене дома, то к дереву, и стоял так по нескольку минут, закрыв глаза. Сознание его в эти моменты затуманивалось еще больше, а лихорадочные обрывки мыслей смешивались в бешеном вихре, среди которых точно на смазанной киноленте ярко вспыхивало одно желанное слово: «Спать!»
Трудно описать состояние Хадичи Салимовны, когда она увидела сына: растерзанного, с перепачканными в известке плечами и спиной, что-то бормочущего, смущенного и по-пьяному дерзкого. Нетвердыми шагами, хватаясь по пути за все устойчивые и неустойчивые предметы, он добрался до кровати и не лег, а грохнулся на нее, почти мгновенно заснув.
Мать сняла с сына полуботинки, обтерла мокрым полотенцем горевшее от внутреннего жара его лицо. Делала она это, пребывая в каком-то отрешенном состоянии, вся наполненная паническим ужасом.
