Праздник похорон | страница 32
Где тут она? Кого спросить? К Владимиру Антоновичу обратились изуродованные болью и дряхлостью лица — зашамкали, закричали:
— Человек пришёл, человек!
— Сынок, ты к кому?
— Помощничек, иди сюда!
— Бо-ольно!
Все тянутся, всем от него чего-то нужно.
Быстрыми шагами — чтобы не зацепили, чтобы не удержали — пошёл Владимир Антонович по узкому проходу, стараясь не смотреть прямо в глаза старухам, потому что, если посмотришь, невольно обнадёжишь — вдруг ты и есть долгожданный «помощничек». Боковым зрением он фиксировал: «Не она… не она…» И увидел мамочку.
Та лежала точно в такой же позе, как недавним утром: на спине с полуоткрытым ртом и провалившимися щеками. Вытяжение ей налажено не было — или потому что уже не нужно?! Тем более что невозможно же спать в таком гаме, и если лежит она вот так, с отвалившейся челюстью, значит… Но почему тогда не уносят, не накроют хотя бы простынёй? Или никто ещё не заметил? Здесь могут долго не заметить…
— Мамочка.
Он наклонился над нею, боясь присесть на кровать.
— А?.. А-а, это ты… — Жива. Спала. — Вот видишь, какая неприятность. Сколько я говорила… ну ей, твоей жене, чтобы пол не натирала.
— Какой пол? У нас вообще линолеум в коридоре.
Владимир Антонович огляделся, не увидел поблизости стула и присел-таки на кровать.
— Пол. Я на полу поскользнулась, потому что она… ну твоя жена, она помешана пол натирать!
— Ты упала на улице! Зачем-то пошла с этим твоим… ну пьяницей!
Владимир Антонович давно уже забыл, как зовут мамочкиного нелепого Жениха. Но сейчас заметил, что речь у него сделалась, как у мамочки: «ну с этим твоим…» — «ну ей, твоей жене…» — и испугался! Что, если неспроста такое сходство?! Что, если это наследственность, и станет он вскоре таким же, как мамочка?!
— Я упала дома на паркете! Я прекрасно помню, у меня идеальная память!
Мамочка смотрела злобно и непримиримо. И Владимира Антоновича охватила ответная злость. Захотелось непременно вдолбить в голову безмозглой старухе, что ничего она не помнит и не соображает!
— Ты ушла на какой-то дурацкий вечер! Павлик свидетель…
Новый взрыв криков со всех коек: «Сюда иди!.. Помошничек!.. Бо-ольно!..» — значит, ещё кто-то появился в палате.
И Владимир Антонович замолчал — вспомнил, где находится, в тысячный раз сказал себе, что на мамочкино беспамятство обижаться глупо. Помолчал, спросил совсем другим голосом:
— Как ты сейчас себя чувствуешь?
— Такое внеплановое происшествие! Главное, не могу пошевелиться! А у меня такие широкие планы.