Уже само название стихотворения говорит об отношении поэта к этому произведению. Начинается оно так:
Вновь, как якут из Олонхо,
По тундре еду — на олене,
О всём, что вижу высоко,
Пишу, сжигая вдохновение.
«Что вижу, то пишу», — помните поэты, начинавшие почти все со звания «начинающий», да и прозаики тоже, как часто дамочки-отзовистки, писавшие отзывы на ваши стихи и рассказы, использовали эту фразу, чтобы отговориться: «Фи, разве можно так писать: „что вижу, то пишу?!“ Это же не поэзия!» Они не знали, а некоторые из них до сих пор не знают, что же это такое — поэзия. Простим это грешок отзовисткам. Поговорим о серьёзном.
Вспомним драматичную историю поэзии бедуинов, давших миру непревзойдённые шедевры и писавших по принципу «что вижу, то пишу», «что знаю, то пишу». Вспомним величайшего из поэтов времён джахилийи Имру-уль-Кайса Хундудж ибн Худжр аль-Кинди. Вот его конь:
Утро встречаю, когда ещё птиц не слыхать,
Лих мой скакун, даже ветры бы нас не догнали,
Смел он в атаке, уйдёт от погони любой,
Скор, как валун, устремившийся с гор при обвале,
Длинная грива струится по шее гнедой,
Словно потоки дождя на скалистом увале.
О, как раскатисто ржёт мой ретивый скакун,
Так закипает вода в котелке на мангале.
…Кружится детский волчок, как стремительный смерч, —
Самые быстрые смерчи меня не догнали.
…С крепкого крупа вдоль бёдер до самой земли
Хвост шелковистый струится, как пряжа густая.
Снимешь седло — отшлифован, как жёрнов, хребет,
Как умащённая шёрстка лоснится гнедая.
Кровью пронзённой газели, как жидкою хной,
Вижу, окрашена грудь аргамака крутая.
Девушкам в чёрных накидках подобны стада
Чёрно-чепрачных газелей пустынного края.
Эти газели, как шарики порванных бус,
Вмиг рассыпаются, в страхе от нас убегая
[19].
