— Что, все тридцать лет?
— Да, все эти годы думал о тебе, и когда ел, и когда работал, и даже когда спал, то мне снилось, что ты что-то рассказываешь, и, конечно, смысл тут не играл никакой роли, потому что смысл — это пустяк, его может понять и повторить, как попка, каждый профессор, голос твой мне снился. Потому что он неповторим.
— Вот теперь я узнала, что это ты — точно ты. А как твоя жена, детишки?
— Да вот недавно снова развёлся.
— И в какой это раз?
— В третий, только в третий.
— И когда ты стал таким ветреным?
— Да даже и не знаю, когда это началось.
— И тебе нравится эта ветреность?
— Совсем нет, ненавижу её. А ты как, сколько у тебя мужей? Ой, что-то я не то сказал. Есть ли муж? Как дети?
— Дети выросли, и мужа я выгнала на радостях; по этому счастливому поводу.
— По какому поводу?
— Ну, дети выросли, забота больше не нужна об отпрысках, и муж не нужен тоже.
— Первый муж?
— Считай, что первый, если так тебе удобно.
— Так ты свободна?
— Как птица для полёта вверх. Допустим, кура.
— Так кура вверх не сильно-то летает.
— Как умеет, так и летает.
— Почему ты говоришь, как кура? Лучше б без куры. Лучше бы я сам домыслил, какая птица. Может, это чайка. Или ласточка.
— Ну хорошо, считай, ворона.
— Не нравится мне и ворона.
— Ну вот сорока, всем птицам птица.
— Не хочу сороку.
— На тебя не угодишь. Ну, цапля.
— Что это за птицы все какие-то нервные?
— Утка, индюшка, индоутка, — выбирай.
— Эти не летают и не парят.
— Ты, наверно, голубку хочешь?
— Конечно, она лучше индоутки.
— Не будем спорить по пустякам. Ты можешь называть меня хоть гусыней.
— Да она же толстая и раскачивается.
— На подиум, конечно, ей нельзя с такой походкой. Ну, про птичку мы договоримся, в словаре найдёшь, какую хошь, и будешь называть меня той тварью хоть по сто раз на дню.
— Это неизбежно?
— А зачем же я выгнала мужа и детей тоже выпустила на волю? Они выпорхнули, только и видела.
— Чтоб нам увидеться опять? Пить вместе водку, пиво и вино?
— Конечно.
— А ещё что мы будем делать?
— Да что захочешь.
— А что именно?
— Да всё, что захочешь. Ты на самом деле выучился выпивать?
— Да понемногу, по чуть-чуть, соточку-две выпью, чтоб на душе полегчало и чтоб тело согрелось. Ну, а потом уже последнюю, и по домам.
— И ты сначала выпьешь, а потом обо мне думаешь, в пьяном-то виде?
— Да, бывало и такое.
— Ну ладно, а ещё какие грехи водятся?
— Даже и не знаю. Считай, что все, какие есть.
— Да, не надо было отпускать тебя слишком далеко. Слишком надолго, — поправилась она.
