Рисалдар-майор, ревнитель строгой дисциплины и превосходный наездник, состоял в родстве чуть ли не со всеми представителями местной аристократии, в том числе и с покойным отцом Сарджевана, сыном одной из его многочисленных сестер. Сам Сарджи не служил в армии. Он унаследовал большое поместье, а вместе с ним отцовскую страсть к лошадям, которых он разводил скорее для собственного удовольствия, нежели для получения прибыли, и не продавал никому, кроме людей знакомых и любимых.
Его двоюродный дед, составивший благоприятное мнение о вновь прибывшем британском офицере, познакомил Сарджи с лейтенантом Пелам-Мартином, наказав обеспечить сахиба лошадьми, которые не посрамили бы доброго имени полка – и Гуджарата. К счастью для Аша, они двое сразу понравились друг другу. Они были ровесниками, и общая любовь к лошадям упрочила взаимную симпатию, в скором времени переросшую в дружбу, вследствие чего Аш приобрел по умеренной цене нескольких прекрасных лошадей, ставших предметом зависти для всех офицеров, в том числе породистого вороного жеребца арабских кровей по кличке Дагобаз, то есть Хитрец.
С далеких дней своей службы в должности подручного конюха у Дани Чанда в Гулкоте Аш повидал много лошадей, на многих ездил и многими впоследствии владел. Но еще никогда прежде не видел он скакуна столь красивого, горячего и резвого. Даже Бадж Радж, ныне находившийся под опекой Уолли в Мардане, не шел с ним ни в какое сравнение. Дагобазу было почти три года, когда он перешел в собственность Аша, и поначалу Сарджи не хотел продавать его – не потому, что жеребец обладал великолепными статями и подавал большие надежды, но потому, что он недаром получил кличку Дагобаз. Пусть с виду он казался образцом совершенства, но характер у него не соответствовал внешнему облику: он имел пылкий, капризный нрав и питал к хождению под седлом отвращение, которое никак не удавалось истребить в нем, сколько его ни выезжали.
– Я не говорю, что он злобный, – сказал Сарджи, – или что на нем нельзя ездить. Можно. Но в отличие от других лошадей он до сих пор не терпит седока на своей спине. Ты это нутром чуешь, когда едешь на нем, – ощущение не из приятных. Он обладает собственной волей, этот конь, причем волей железной, и к настоящему времени даже самые лучшие мои саисы готовы признать свое поражение. Они говорят, он знает тысячу хитрых способов сбросить седока, и когда ты думаешь, что уже изучил все их – глядь! – он применяет новый прием и ты снова валяешься в пыли или в терновых кустах, поставленный перед необходимостью в очередной раз возвращаться домой на своих двоих. Тебя пленяет красота Дагобаза, но, если ты его купишь – а я не продал бы его никому другому, – тебе, возможно, еще придется пожалеть об этом. И не говори потом, что я не предупреждал тебя!
