Первые 6 примеров ухудшения текста я взял из [11, с. 39–41]. Автор [11] — Д.С.Варакин — известный старообрядческий начетчик и полемист, конечно, прекрасно знал о приведенных мной примерах улучшения — «Херувимской» и «Свете тихий», однако не привел их, не пытался представить их как ухудшения (что иногда делают, вполне безуспешно) и вообще о них не упомянул. Следовательно, он понимал, что это, действительно, улучшения, и упоминать (тем более, цитировать) их ему — по долгу службы старообрядческому полемисту, то есть писателю тенденциозному — незачем.
Таких изменений — улучшающих или ухудшающих русский текст — очень немного; кроме них в богослужебные книги было внесено множество изменений, безразличных для содержания; например, вместо «дети» — поставлено «отроцы», вместо «гробным» — «сущим во гробех», изменен порядок слов, и т. п. Священник Никита Добрынин составил перечень всех «Никоновых» изменений текстов и обрядов;- он занял более 200 страниц! Фактически эти изменения были совершенно бесполезны и даже, отчасти, вредны, так как большинство русских пели и читали богослужебные тексты по памяти, и им пришлось почти каждый тропарь и стихиру переучивать, что неизбежно должно было привести и привело к страшной разноголосице в русских церквях. Целью подобных изменений было, вероятно, доказать необходимость огромной и дорогостоящей работы — изъятия из обращения старых (до-никоновских) книг, содержащих якобы такое множество ошибок, и замены их новыми. Изъять же старые книги из обращения было нужно, чтобы стереть их из памяти. Кроме того, «исправление» такого множества «ошибок» демонстрировало квалификацию, трудолюбие, дотошность и — главное — нужность России греков-правщиков.
Следует также отметить, что некоторые песнопения, в старых книгах переведенные излишне буквально, так что трудно-понятны человеку, не знающему греческой грамматики, в новых еще более буквальны и уже совершенно непонятны; а вот бы где блеснуть пониманием языков Никоновым переводчикам! — например, ирмос 9-й песни 2-го канона Рождеству Христову. Вообще, почти все новые переводы буквальнее старых, теснее привязаны к греческому тексту; в них меньше гибкости и свободы владения русским языком; в результате они менее понятны и менее красивы, так сказать, более неповоротливы и неуклюжи, что видно, в частности, по вышеприведенным примерам ухудшения.
«Нельзя сказать, чтобы литературное достоинство переводов Епифания <Славинецкого> могло привлекать к ним много читателей. Переводчик, большой буквалист, хотел переводить как можно ближе к подлиннику и, вместо того, чтобы передать смысл подлинника оборотами, свойственными языку, на который переводится, он кует произвольно славянские слова на греческий лад, дает славянской речи греческую конструкцию, вообще слог его переводов тяжел, темен, иногда непонятен. В самом его переводе богослужебных книг также встречаются тяжелые и неудобопонятные обороты. <…> В виде образчика переводов выпишем, напр., объяснение, что такое икона: "Всяка икона изъявительна есть и показательна, яко что глаголю, понеже человек ниже виднаго, нагое имать знание телом покоренней души, ниже по нем будущих, ниже местом разстоящих и отсутствующих, яко местом и летом списанный к наставлению знания и явление и народствование сокровенных примыслися икона всяко же к пользе и благодеянию и спасению, яко да столпствуем и являемым вещем раззнаем сокровенная" и пр.» [113, с. 390–391].
