Через приоткрытую дверь кабинета, где собралась вся верхушка партии, доносился возмущенный голос Шефа — разнос, он недоволен, всем строиться в две шеренги, сейчас будет ясно, кто в доме хозяин. Привычно оробев, я шагнул через порог.
— … и ни кто и пальцем не пошевелил. Успокоились? Звезду поймали? — Шеф запнулся, увидев меня, стоящего в дверном проеме, — Ага! Вот и Лужин пожаловал! На часах 9-40! А собрание на девять было назначено. Но, это нас не касается, мы вольные художники… Мне эта безалаберность надоела. Почему опоздал на сорок минут? Я спрашиваю, почему? Это не важно. Мы можем только на компьютере играть, в Интернете копаться… Ни какой пользы!
— Если вы считаете… — начал было я оправдательную речь, стоя неуютно у всех на виду, сдерживая раздражение, но Шеф резко прервал меня.
— Ни кто тебе слова не давал! Разглагольствовать все мастаки. А где работа? Где результат? Я у тебя спрашиваю…
Усталость, сомнения, неловкость, субординация, карьерный рост, благодарность, зависимость, надежда, лояльность — все это исчезло, уступив место колючей ярости несправедливо обиженной проститутки, которая всю ночь возилась с пьяными клиентами, а ее под утро кинули на деньги, выпихнули на улицу в одних трусах, обозвав «дешевой шлюхой».
— … я спрашиваю!
— У меня?
— У тебя! Ты что, издеваешься? Или слышишь плохо? Хватит прожирать бюджет партии. Ни какой отдачи, ни капли инициативы, — Шеф обращался ко всем сидящим в кабинете, но смотрел исключительно на меня.
— До свидания, — в голове тяжело стукнуло, я развернулся и вышел за дверь..
— Тебя ни кто не отпускал!
— А мне насрать, — прошипел я сквозь зубы, отчетливо понимая, что это конец моей предвыборной кампании. Шеф не простит такого неуважения к собственной персоне — ни кто не может поворачиваться к нему спиной, даже случайно. Но хватит, хватит. Заигрался я, действительно. На лестнице меня догнала Галя, смелая Галя, встала и пошла за мной, плевать ей на все, плевать на Шефа, плевать на дрожащее стадо в кабинете — она сама по себе, она и так депутат, она вторая в списке на будущих выборах, ее в Киеве знают. Ее в Москве знают. Ее Лужков принимает в своем московском кабинете. С ней Никита Михалков целуется троекратно при встрече.
— Сережа, подожди!
— Добрый день, Галина Николаевна. Извините, даже поздороваться не дали.
— Ты куда идешь?
— К машине.
— Ну, пойдем, я тебя провожу. Если не слишком спешишь, можно в кафе зайти, поговорим. Думаю, нам есть о чем поговорить.
