— Нашло что-то…
— Вот и сейчас пускай найдет. Не думай о последствиях, о телекамерах, о том, как ты будешь выглядеть. Думай о тех людях, по которым действительно ударит это повышение. Они не могут сказать. А ты можешь. Их голос не услышат. А твой — услышат. Вот так. Не в партиях дело, не в пиаре, а в людях, которые за тобой стоят. Если ты это почувствуешь — все будет хорошо… Ну ладно, заговорила я тебя. Можешь на меня рассчитывать. Я выступлю. Считай — пять минут митинга уже есть. Если будет надо — могу говорить и дольше. Правда, трудно будет потом остановить… Все. Давай, готовься, а я поехала на телевидение.
— Спасибо, Галина Николаевна.
— Все будет хорошо. До завтра, Сережа.
— До завтра. Спасибо.
Ступор прошел, как только я понял, что выход один — через дверь, отсидеться в кабине пилота не получится. Я сам сюда пришел и кинул за плечи парашют. Все. Я, блин, парашютист. Хреновый, но прыгать придется. Я ворвался в приемную Шефа, где властвовала секретарь Лена, симпатичная и миниатюрная, как нэцке. Только не фарфоровая, а стальная.
— Лена, есть дело, — начал я бодро, опершись рукой о край безбрежного стола.
— А что у вас там за шум был с Кравченко? Ругались? — тонкие бровки взлетели вверх, а глаза округлились заинтересованно.
— Да ну его. Слушай, завтра митинг. Шеф сказал, чтобы я использовал все ресурсы. Я тебя прошу, обзвони секретарей всех первичных организаций и скажи, чтобы они вывели своих людей в 10–30 к управлению ЖКХ, это на Дмитриевской…
— Я знаю адрес…
— Да, хорошо… Значит — в десять тридцать. Пусть выведут всех, кто может ходить. Тех, кто не может ходить, пусть принесут на руках. И пусть сообщат имена выступающих, от каждой первички — один человек. Фамилия под запись. Количество человек — под запись. И чтобы не филонили!. Скажи — Шеф будет лично проверять количество.
— Но, Шеф завтра в Киев улетает…
— А вот это их не касается. Под запись!
— Слушаюсь, мой генерал! — Лена засмеялась и открыла записную книжку с телефонами партийных организаций, — через двадцать минут доложу.
— Спасибо. Я тебя обожаю.
В коридоре на меня наткнулся Миша Тульский, которого все звали Моня, с неопределенными обязанностями и гипертрофированным самомнением. Моня каждому встречному, по большому секрету, рассказывал какие чемоданы денег он возил из Киева во время прошлых выборов. Чем он сейчас занимался в штабе, мне было неизвестно. Но, щеки он надувал важно и сидел за компьютером с совершенно непреступным видом.
