Я не сразу придумал План, о котором мы с Андрюхой говорили у меня на кухне, запивая пивом соленую ставридку. Пришлось ходить в штаб партии, каждый день, прислушиваться, изучать лица, до обморока смотреть аналитические передачи по телевизору, читать газеты сквозь туман отвращения, искать фишку, которая бы сделала меня необходимым для членов клуба, тайного закрытого общества, где в ходу машины дороже пятидесяти тысяч долларов, шикарные костюмы и интервью с вальяжными журналистами. Шли месяцы, закончилась революция, я многое понял, или думал, что понял, но фишка где-то валялась, поблескивала под столом незаметно, каждый день я проходил мимо нее, не замечал этого призывного блеска, злился на себя, Андрюха корректно молчал, не напоминал мне о разговоре, верил, что я все сделаю как надо.
Однажды ночью меня что-то разбудило. Сонно шатаясь, я вышел на кухню и включил электрочайник. Пока он утробно гудел, нагреваясь, я отыскал сигареты и закурил, тупо глядя на пепельницу и, просто, как вдыхал дым, понял свою главную и роковую ошибку, которая уводила меня в сторону от решения. Эта ошибка застила свет, крутила вокруг меня магические индейские танцы, притупляла ум, окуривала, шептала на ухо заклинания гортанным голосом, делала все, чтобы помешать мне подняться, выйти из круга, освещенного костром, в лес, самостоятельно. Моя ошибка — Ненависть! Ненависть, проникшая в душу вместе с революционными лозунгами через телеэфир, впитанная кожей пальцев, сжимавших боевые политические листовки. Ненависть, поразившая мозг, разлагающая меня, требующая мести. Она заставляла принимать все обиды, полученные моим народом, как свои личные, переживать, сопереживать, беситься, лезть на стены — все, что угодно, только не думать, не думать, не понимать простую, как кирпич, истину — чтобы быть нужным, необходимо стать дефицитным товаром, за тобой должны выстроиться в очередь («не больше одного Сергея в руки!»), очередь за твоим сердцем, знаниями, яростью и упорством…
Все, что пол года назад покупала революция — полевых командиров, студентов, рэперов, кружки по интересам, флэш-мобы, спортивные секции, скейт-бордистов, любые организованные сообщества молодых людей — во всем этом теперь нуждались мои нынешние партайгеноссе. Все, точка. Я ненавидел эти искаженные речевками рты, сжатые кулаки, «насбогатонаснеподолаты», ненавидел, как человек, оставшийся не удел, выпавший из общей гулянки, забытый шумной веселой толпой на скучном полустанке, злой, одинокий, поэтому — слепой. Надо было становиться одним из них. Хуже, надо было собрать их и возглавить, нацепив другие косынки, и вручив другие флаги. И назначить цену. Отпускную цену со склада. Без ценника товар возьмут даром, украдут или найдут другой, на котором криво написаны маркером цифры. Цена — это показатель готовности продукта к употреблению, даже, если его еще нет в помине.
