Паша шагнул ко мне.
Можно тешить себя тем, что окружающая нас Вселенная — это отражение твоего собственного сна в зеркале, которое находится в твоих же мечтах, и сам ты — только мысль, промелькнувшая в сознании высшего существа, можно и удобно размышлять об этом, защитив покой системами сигнализации и пожаротушения, отложив на «черный день» пару десятков тысяч баксов и, оставив новенький автомобиль на охраняемой стоянке… Можно… Пока удар в нос не опрокинул тебя на пол. И твое иллюзорное тело, совершив кукольное сальто, не окажется в пыльном пространстве между офисным столом и евроремонтной стеной. Тогда все хрустальные сверкающие теории рушатся с грохотом падающего стула, мир приобретает очертания коричневого плинтуса перед глазами, выпуклого и твердого, совершенно не похожего на произведение Матрицы… И, надо оставаться на пошарпаном линолеуме, сохраняя неприкосновенными границы фантазийного царства, придуманного на сытый желудок, поскуливая, прижать покорно хвост перед более сильными самцами, или поднять свою бренную оболочку на встречу правому хуку, который вышибает из тебя накокаиненого теоретика, сонливого философа и изощренного в словоблудии посетителя эзотерических вечеринок. Потом можно придумать, что не было высшего смысла вставать с пола, это же сон, всего лишь сон, и, даже убедить в этом окружающих. Но ночью, потный и жалкий, что ты скажешь себе, путаясь в простынях и одеялах? Что ты не мужик, а отражение? Плод мыслительного процесса мертвого даосского монаха, висящего в межзвездной пыли?
Я оторвал взгляд от плинтуса и встал, медленно, пытаясь не шататься и, сел на прежнее место. Губы и нос онемели, я подвигал нижней челюстью, восстанавливая их чувствительность.
— Заебал, — прошипел Паша и ударил снова.
— Я тебя, блядь, закопаю, — услышал я неуверенный Колин голос, приходя в сознание.
Шевелиться не хотелось, на полу было уютно спокойно. Я поднялся на ноги и опять сел на край стола.
— Ты что, отморозок? — удивился Паша и ударил мне локтем в ухо. В голове зазвенело, но я не упал. По шее побежал теплый ручеек.
— Ты слышишь, что я тебя спрашиваю? Ты что, отморозок? Ты нас кинуть хочешь?
«Это он для мента говорит» — понял я.
— Ты будешь отвечать, тварь? — Паша снова ударил, но не сильно.
«Они просто не знают, что дальше делать»
— Ты когда закончишь работу? Последний раз спрашиваю!
Я молча вытер рукой кровь с шеи и начал разглядывать красную липкую ладонь.
«А я же их не боюсь» — вдруг понял я. Когда начался разговор — боялся. А теперь — нет.
