— Все будет хорошо, — привычно успокаивала меня бледная Люся.
Суть моих сомнений была проста — я не знал работы, которую предстояло делать. Мой старый школьный друг Фусенко успешно строил автозаправки по всей стране уже несколько лет, зарабатывал солидные деньги, потолстел и поважнел. От него я нахватался поверхностных знаний — что-то увидел, что-то услышал (благо, память хорошая) — и решил испытать судьбу. Какая разница, что делать, решил я, лишь бы деньги платили. Пока я искал клиентов, Фусенко консультировал меня из Харькова по телефону, я ловил все на лету, заучил несколько убедительных специальных терминов и избавился от внешних проявлений давно не работающего человека. Этого оказалось достаточно, чтобы взять подряд. Но теперь его надо выполнить! Я долго ходил по воскресному рынку и предлагал купить воздух в трехлитровой банке, рассказывая о его лечебных и профилактических свойствах. Покупатели нашлись. Теперь надо было придать воздуху товарный вид, насытить его ароматами леса и морской соли, сделать его действительно полезным, чтобы покупатели не надавали мне по шапке на торговой площади на радость ротозеям.
Я, вдруг, остро почувствовал, что Счастливый Случай приходит не в виде заветного чемодана с долларами, выигрышного лотерейного билета или наследства. Он стучится в дверь вместе с необходимостью выбирать, туманными перспективами, надеждами и сомнениями. Он плод восьмимесячных улыбок, мозгового ступора, дешевых сигарет, страха в глазах жены, голодного просветления и шагов, шагов, шагов. Пешком — в кармане пусто — двигай гамашами, если хочешь есть, сучи ногами, взбивай сливки. Даже, если забыл, зачем ты живешь… Но, выбравшись на край кувшина, решай — шагнуть в зыбкий мир, теряющийся за пределами обеденного стола, рвущийся на холодный ветер, через дверь, в горы, психиатрические больницы, дорогие автосалоны, судебные заседания, к чужим блондинкам, к счетам за услуги кожвендиспансера… Или дохлебать продукт своих усилий, свесив ноги в уютную теплую жижу, убеждая романтичную красавицу- жену в преимуществах спокойной скупой старости…
— Я справлюсь, — сказал я утром Люсе, выходя из дома, неаккуратно побритый, с запавшими от переживаний глазами.
На улице, в поле моего рассеянного зрения попал оборванный рекламный плакат, висевший на желтой стене соседнего дома. Он висел здесь давно, я на него постоянно натыкался взглядом, проходя мимо. Он напоминал лицо престарелой актрисы, плачущей в гримерной комнате — черные борозды слез на сером слое грима. Что-то преломилось в моем взгляде и, я увидел надпись, выпукло, как сквозь линзу:
