Рассказав это, она вдруг стала серьезной. «Бедный, бедный многострадальный, богатый русский язык! — произнесла она. — В нем более ста тысяч слов, но он нем! Невежды уродуют его, а он молчит. Он не может ответить ни одним из тех бранных слов, которыми так богат! Язык бессловесен и не в силах наказать паршивца!»
Так мы проговорили с час и стали совсем друзьями. Мне понравилось здесь. И я даже подумал, что вот наконец-то я нашел свое место в жизни, мне показалось, что так будет хорошо: каждый день приходить в эту маленькую уютную комнату, разговаривать с Ольгой Павловной, выискивать в статьях и рассказах чужие ошибки и исправлять их. У меня давно уже не было такого хорошего настроения, как в этот день, и все благодаря Ольге Павловне. Лучшего человека я еще не встречал.
«Идемте, я вам что-то покажу!» — вдруг сказала она и, схватив меня за руку, вывела в коридор. А там мы быстро пошли до конца коридора и остановились возле большого стенда. Разные объявления и приказы висели здесь, а также большой лист ватманской бумаги с толстым красным зигзагом посередине. «Видите? — спросила Ольга Павловна. — Это график ошибок. Вот май, а вот июнь. Вы замечаете? По две ошибки в месяц. А в июле три. А в августе — вы замечаете? — ни одной! В августе я работала без помощницы!»
Ее помощница была очень грамотной женщиной, объяснила Ольга Павловна, но работу не любила. Она все время мечтала найти другое место и каждый месяц пропускала не меньше двух ошибок. А в августе наконец ушла, и Ольге Павловне пришлось читать газету одной. И в результате ошибки исчезли! Вдвоем они справлялись с работой хуже, потому что один из них не любил ее. «Надеюсь, — сказала Ольга Павловна, — с вами мы поработаем на славу. Я вижу, я чувствую, что вы полюбите это дело».
«Конечно!» — ответил я, ощущая настоящий восторг. Я готов был поклясться, что за всю жизнь не пропущу ни одной ошибки. Я был уверен, что проработаю здесь всю жизнь.
Так я стал корректором. Мне очень нравилось приходить утром в эту маленькую комнату, слушать рассказы Ольги Павловны и под ее руководством учиться замечать все ошибки на свете. Правда, иногда мне становилось немного скучновато заниматься этим. Но я все равно ходил на работу с удовольствием. Ольга Павловна мне не надоедала. Не могла надоесть.
И дома теперь было лучше. Вернулся с гастролей папа. Ему нравилось, что я наконец-то перестал быть бездельником и имею серьезное занятие. Каждое утро он разворачивал свежую газету и, усаживаясь на диване, говорил: «Ну-ка, поищем ошибки». И ни одной не мог найти. Как-то он сказал маме: «Знаешь, наш Сережа, кажется, начинает приносить обществу пользу. Не ожидал». Я возразил: «То, что в газете нет ошибок, заслуга не моя, а Ольги Павловны». «И скромность в нем появилась, — ответил папа. — Ожидал еще менее».
