У Осипа Мандельштама:
Когда, пронзительнее свиста,
Я слышу английский язык, —
Я вижу Оливера Твиста
Над кипою конторских книг.
Дожди и слёзы. Белокурый
И нежный мальчик Домби-сын;
Весёлых клерков каламбуры
Не понимает он один.
Финал разрывал сердце: «И клетчатые панталоны, рыдая, обнимает дочь!»
Свиста в английском языке я, правда, не обнаружил, но постепенно сформировал образ англичанина: цилиндр или котелок, трость с набалдашником, неизменный зонт, с которым удобно бродить по Пикадилли, постукивая наконечником по асфальту, костюм в полоску, клубный галстук, выбритость до синевы, изящная худоба (даже кости потрескивают при ходьбе!), спортивная подтянутость, прямая бриаровая трубка, зажатая в волевых челюстях, кожаное честерфилдское кресло у старинного камина со сверчком, где рядом целый набор таинственных медных инструментов, включая каминные щипцы, поддувало и кочергу для размешивания угольев…
Таких англичан блистательно играли в советском театре, несколько раз я смотрел «Школу злословия» Шеридана, где Яншин и Андровская очень мило изображали патриархальную английскую жизнь, и конечно, «Идеального мужа» Оскара Уайльда, разоблачавшего высший свет. Массальский и Кторов поражали своими безупречными манерами, легкой речью, небрежной походкой; однажды я засек их на Твербуле, пошел за ними, но они отнюдь не по-джентльменски заскочили в захудалую закусочную и рванули там по граненому стаканчику водки (правда, не закусили, как истинные лорды!).
Моей настольной книгой стал роман Джеймса Олдриджа «Дипломат». Полюбился не главный герой, который, как положено, разочаровался в эксплуататорской Англии и уверовал в социализм, мне импонировал его антипод — консерватор и реакционер до мозга костей лорд Эссекс, гнуснейший из гнуснейших, — вот ужас-то!
Несмотря на эту душевную червоточину, меня приняли в МГИМО и, вопреки желанию изучать Англию, бросили на Соединенные Штаты — главного врага. К счастью, основным (и самым полезным!) предметом оставался английский язык, его мы долбали ежедневно, причем на лучших образцах английской литературы: Шарлотта Бронте с душераздирающей историей соблазнения бедной гувернантки лордом Рочестером[3], Уильям Теккерей, в «Ярмарке тщеславия» показавший миру хищную леди Шарп и прогнивший свет, Джон Голсуорси, который добротно и чуть занудно поведал историю буржуазной семьи Форсайт. В современность пускали с оглядкой: газета британских коммунистов «Дейли уоркер» надежно хранилась в спецфонде МГИМО, куда требовалось оформить допуск с рекомендацией преподавателя. После смерти Сталина двери чуть-чуть приоткрыли, правда, я уже специализировался по США и писал курсовые ужастики по поводу американского империализма и соответствующего мерзкого образа жизни.
