Гуляния с Чеширским Котом | страница 141
Англичане с болезненным интересом относятся к частной жизни королевской фамилии, с упоением читают сплетни о падениях августейших особ, с неподдельной радостью наблюдают все королевские церемониалы — так можно относиться только к части собственной души, это, наверное, и есть национальный характер.
Нынешняя королева Елизавета II — четвертая по счету, она наследовала трон как старшая дочь в семье, принц Филипп, родившийся в Греции, вместе с супругой занимается благотворительностью и совершает заграничные вояжи, он высок и представителен, — а что еще необходимо для сиятельного мужа? Королеве-маме стукнуло сто лет, она всегда славилась дивным характером, рассказывают, что однажды она попыталась вызвать слугу, на звонок никто не ответил, она спустилась вниз и увидела двух спорящих лакеев. «Когда вы, два старых педика, закончите свой спор, принесите джин с тоником своей королеве».
Король Эдуард VIII сыграл роковую роль в моей жизни: в сущности, я обязан ему и вечной (как кажется) разлукой со шпионажем, и очередным счастливым (как кажется) браком. Если бы не этот великий король, я грыз бы себе локти по поводу бесплодно и несчастно прожитой жизни, работал бы швейцаром в ресторане для олигархов и с завистью смотрел бы на любого хмыря, написавшего хоть самую захудалую книгу.
Дело началось во время моего резидентства в Дании, когда мне уже изрядно поднадоело совершать подвиги на ниве шпионажа на благо каких-то сереньких деятелей, которые иногда осчастливливали страну Андерсена своими визитами. Член политбюро Соломенцев с живостью бегал по злачным местам Копенгагена, наблюдая, как загнивает капитализм, правая рука Брежнева Черненко, живший во время своего визита в посольстве (ведь в отеле могли, не дай бог, что-нибудь отмочить зловредные западные спецслужбы), на узком секретном совещании дипломатов поведал о процветании нашего сельского хозяйства, всё один к одному, и от этого великая Система выглядела совершенно тошнотворной[60]. (Попутно заметим, что и от новой великой Системы порою мутит.)
На этом грустном фоне и случилась Любовь, пути которой, как известно из Кнута Гамсуна, устланы цветами и кровью, она накатилась неожиданно, неотвратимо и перенеслась из Копенгагена в Москву. Прежняя жизнь становилась все невыносимей, и замаячила перспектива развода. Когда, благодаря доброжелателям, тайное стало явным и дошло до начальства, меня пригласили на ковер и тактично попросили объясниться. Я не собирался таиться и так же вежливо заявил, что намерен подать на развод и сочетаться новым, на этот раз счастливым, браком. В ответ мне столь же вежливо разъяснили, что второй развод, по существовавшему в КГБ негласному моральному кодексу, не влезает ни в какие рамки, и посему мне, как Гамлету, следует исходить из «быть или не быть»: или я сохраняю свой брак и отделываюсь легким испугом за «аморалку» (понижение, но со временем реабилитация), либо мне следует собрать пожитки и выметаться из конторы, правда, с положенной по чину пенсией; все же я не изнасиловал жену члена Политбюро, не брал в качестве «сувениров» бриллианты от иностранцев и не растратил казну ре-зидентуры.