Перешли на малоосвещенную аллею, где стояли скамьи, опустились на крайнюю. Помолчали, Анна Павловна хотела спросить, давно ли Гришка здесь живет и как оказался в санатории, но Гришка придвинулся и обнял: ее. Анна Павловна выпрямилась, задержала дыхание.
— Чего уж там, Анна, — сказал Гришка осипшим голосом. — Пошли ко мне. Конуру мою посмотришь. Сам строил-собирал. — И встал.
Анна Павловна поднялась, молча взяла его под руку — ноги не держали.
В кустах на поляне, куда вела узкая асфальтовая дорожка, стоял одноэтажный, под шифером, на две семьи дом для санаторской обслуги. Несколько домов таких стояло на территории. К левой половине дома, к глухой стене примыкала пристройка об одно окно — ее занимал Гришка Спец.
Как только попали в комнатушку, Гришка, не зажигая света, проворно опустил на петлю дверной крючок, обхватил Анну Павловну и не отступился, пока не осилил.
— Что ты?! Что ты?! — шептала Анна Павловна, отпихивая Гришку, боясь крикнуть, наделать шуму. — Григорий, бог с тобой! Остепенись, родимый! Ой, беда! Гриша!
— А зачем шла?! А зачем шла?! Ты разве не знала? — спрашивал шепотом распаленный Гришка, подталкивая Анну Павловну к топчану. — Не пужайся, ничего плохого. Прямо как девка ты нетронутая, Анна. Мужиков боишься...
Потом, когда Анна Павловна, прибравшись, сидела на табуретке у окна, Гришка включил свет, и она увидела комнату, где впору одному и жить. Раскинь руки — от стены до стены достанешь. Стены-потолок не белены, пол не мыт. В левом от двери углу, как в деревенской избе, висел рукомойник, под ним — таз на чурбаке, на гвозде полотенце — у иного мужика портянки чище. Возле другой стены — стол, на столе нож, мутный стакан. На полу чайник, электроплитка. Кровать Гришкина — два пляжных спаренных на стояках лежака, на них санаторская постель. Над кроватью, на самодельных плечиках, ветхая совсем тельняшка с, шестью прицепленными медалями. Ни посуды, ни одежды другой не заметила Анна Павловна. «В чем же он зимой ходит? — подумала она. — Пропился, видно, до лоскута».
Гришка, сидя на кровати, курил, глядел в окно. Молчали. Анна Павловна не знала, что делать. Уйти сразу — неудобно, никто силком сюда не тащил, и говорить не знаешь о чем. Гришка затяжно молчал, он погрустнел что-то.
— Так ты воевал, что ли, Григорий? — спросила Анна Павловна, разглядывая тельняшку. — Наград эвон сколько! С какого же ты года?
— Тельник, — кивнул Гришка. — Севастополь защищал. С двадцать второго я.
