— А что же власти? Милиция? — поинтересовалась Анна Павловна. — Неужто не знают? — Верила она и не верила рассказам подруги пляжной.
— А что — власти? Властям давно известно. Не первый год! И милиция. Участковый придет, паспорта проверит — и до свидания. Ему главное, чтобы штамп прописки стоял в паспорте, скандалов, краж не было. А сколько кто с кого берет: рубль, больше — не интересует. Верно.
Раздумалась над историями рассказанными Анна Павловна — какие деньги, подумать страшно! — и так нехорошо стало ей, расстроилась вконец. Жизнь свою вспомнила. Как жили с матерью в войну и после. Как принесли похоронную на отца, мать кинулась в речку — топиться, они, втроем, за ней — в воду. Как умерли в сорок седьмом от голода два меньших брата. Как девчонкой совсем записали ее на курсы трактористок при МТС и закончила она курсы те и много лет работала на тракторах. Как посылали их, молодых девок, с заморозков до пахоты на лесоповал — придешь в барак после нормы, в темноте уже, ни есть, ни пить, только б на нары скорее. А утром вставай, одежду непросохшую натягивай, на деляну в лес...
Это уж много позже, когда колхозы частью перевели в совхозы, появилась возможность получить паспорт и выехать, перебрались они с матерью из Юрги в районное село.
И в селе работала на тракторе, пока девчонки не родились. Пошла тогда определяться в мастерские, стала проситься слесарем по ремонту — трактора хорошо знали, а начальник, он ее еще по МТС помнил, засмеялся. «Ты что, говорит, — Анна, не надоело ключами брякать? Время другое, молодых парней, посмотри, сколько в мастерские поприходило, им и слесарничать. А ты принимай кладовую — милое дело. Уволили мы кладовщика — лодырь. Давай оформляйся...»
Пошла кладовщиком. А кое-кто из подруг, с кем на курсах занималась, по сей день на тракторах. Ничего. Правда, трактора сейчас — любо посмотреть. Хоть гусеничные, хоть колесные. Бывает, Анне Павловне охота проехать, борозду провести.
Переехали в село, стали жизнь налаживать на новом месте. О войне вроде бы уж и забывать стали, реже разговоры. От потери отца не такая боль, как в первое время. На работе справлялась, хозяйство дома вела. Девчонки росли. А потом опять: мать похоронила, два года спустя — мужа. Осталась одна, баба бабой. И началось! Ах ты, боже мой, видишь ли ты страдания наши?..
Вот как жили. А можно, оказывается, совсем по-иному жить. Можно цветы выращивать, продавать. Можно возить фрукты на север, а на юге числиться на работе.
