Мгновением позже две фигуры — одна сжимала окованный металлом ларец — выглянули из быстро летящего флаера, на миг замерли, сдерживая головокружение, а потом спрыгнули. Над головами в какой-то момент выросли и набухли одуванчики парашютов. Красный флаер с широко распахнутыми дверцами и огрызающейся выхлопной трубой унесся прочь, не замеченный никем. Двумя месяцами позже я узнал, что остатки разбившегося вдребезги флаера нашли на следующее утро за несколько сотен миль от того места, где мы выпрыгнули с парашютами.
Похоже, чтобы избавиться от флаера, мы выбрали самое дикое и пустынное место, какое только могли. Мы без труда приземлились и, как только наши ноги коснулись земли, отстегнули парашюты. В воздухе был разлит упоительный аромат сосны, сильный ветер шумел в кронах деревьев. Когда я шел, мелкие камни вылетали у меня из-под ног.
Мы нашли густые заросли низкорослого вечнозеленого кустарника и, спрятавшись в них, забылись тревожным сном, а проснулись, лишь когда лучи поднимающегося над горизонтом солнца пробились сквозь мягкие иголки и коснулись наших лиц.
Все утро, пока мы пытались решить, что нам делать, мне приходилось бороться с навязчивым желанием поискать укрытие и там, в тишине и покое, полюбопытствовать содержимым раки, в которой на протяжении веков хранились кости Келл-Рэбина. Но под конец я сумел справиться с нетерпением. Честно говоря, я просто боялся открывать ее. Я боялся, что, оказавшись на открытом воздухе, без какой-либо защиты, драгоценные кости рассыплются в прах. Рака, когда ее откроют, должна находиться в лаборатории, где будут под рукой специальные консервирующие средства и инструменты, используемые в археологии. Открывать раку здесь, в этом диком горном краю, слишком рискованно. Я решил ждать.
Голод вскоре погнал нас вперед. Нам повезло подстрелить небольшого горного козла из электропистолета Кена, чем мы до предела истощили заряд. У нас не было соли, но мы ели мясо, слегка поджаренное на огне, с наслаждением диких зверей. А еще мы собирали ягоды и ели их.
В течение нескольких недель мы шли через горы, волоча за собой драгоценный ларец. Никому из нас не пришло в голову избавиться от него, поскольку для Кена он означал месть и возможный выкуп, а для меня — реальный шанс раскрыть самые сокровенные тайны марсианской расы и, конечно, тоже месть, причем мое желание отомстить было лишь чуть менее острым, чем у моего полусумасшедшего друга. Итак, хотя лямка, привязанная к раке, до крови натерла наши плечи — все-таки чертовски тяжелая штука, которая превращала и без того тяжелый путь в настоящее испытание, — мы упрямо не выпускали ее.
