Когда бывало не очень холодно, на карьерах появлялся также пан Мечислав, музыкант. Он руководил хором в ближайшем костеле и – в качестве подспорья к пенсии – подрабатывал уроками игры на аккордеоне. В нашем районе это был довольно популярный инструмент, и пан Мечислав радовался, что благотворно влияет на нравы, за падением которых он наблюдал с глубоким прискорбием. В теньке возле закрытого во внесезонное время пункта проката водных велосипедов целыми днями тусовалась компания молодых мужчин, число которых – пан Мечислав не сомневался – росло с каждым годом. Одни иногда где-то подрабатывали, правда, через месяц-другой их выгоняли за пьянку либо необоснованные прогулы; другие, более пронырливые, хвастали своими связями, позволявшими раздобыть больничный с записью о наличии у них хронических заболеваний, при которых необходим домашний режим. Все пили пиво, ласково называемое «лягушонком» из-за формы пузатых бутылок с зеленой этикеткой. Был среди этих забулдыг некий бедолага Сташек: дружки то ему сочувствовали, то подкалывали его – из-за его вздорной жены Рузи, которая, если заставала муженька возле пункта проката, поднимала крик на всю округу и пинками загоняла Сташека домой. Рузя заявляла, что отцу следует быть рядом с сыном, чтобы его воспитывать; когда сын впервые вернулся домой подвыпивший – было ему в ту пору одиннадцать лет, – она поняла, что не может рассчитывать на тяжелую руку супруга, ослабевшего после ночи, проведенной на обочине дороги между домами, и собственноручно ремнем свершила акт правосудия.
Сын Сташека и Рузи, Мачек, редко наведывался в парк; я видел его только иногда, когда он, срезая путь, напрямик направлялся на стадион. Тот скандал, который ему учинила мать из-за распитой с Робертом и Янушеком бутылки бормотухи, не произвел на него особого впечатления. Хуже было то, что со временем отец, мостовщик по профессии, стал прикладываться к денатурату; грязный, помятый, шатался он по дворам, как привидение, вызывая смех даже у своих давних дружков, не говоря уже о приятелях сына. В конце концов однажды из карьера выловили его тело: утонул он там, где воды было по колено, – корчась на берегу от рвоты, потерял равновесие и упал лицом в воду. Случилось это около одиннадцати вечера, когда парк совершенно опустел – и помочь ему было некому. Я знал точно, где это произошло, в каком месте, и горько улыбнулся, когда спустя много лет заметил именно там парочку робко целующихся подростков. После смерти отца Мачек неожиданно взялся за ум и вскоре начал ходить на репетиции хора пана Мечислава. Роберт в то время уже отбывал срок в исправительной колонии за то, что очистил продуктовый магазин в нашем районе. Янушек, сын милиционера, вместе с родителями переселился на другую сторону Вислы. Пани Геновефа чувствовала себя все хуже и теперь появлялась в парке только раз в неделю. Как правило, в сопровождении своей внучки Терески.
