Хал хочет огрызнуться, но тут в проеме главного входа возникает силуэт одного из сторожей. Громко топая, он выбегает на арену и останавливается возле дремлющего у центрального костра на лежанке Бабая. Женщины, чистящие рыбу возле «кухни», недовольно отвлекаются от работы.
— Атас! — Хал вскакивает, напряженно вслушиваясь. — Чё-то случилось, блин. Зуб даю!
Ник тоже поднимается, на всякий случай подтянув к себе ржавую арматурину. Эн демонстративно отворачивается — она хочет спать.
Сторож — им оказывается кучерявый малый Жора по прозвищу Домовой — тычет пальцем в сторону выхода и что-то втолковывает Бабаю про какие-то песни.
— Айда, позырим! — Хал дергает Ника за рукав.
— Эн? — поворачивает тот к девушке.
— Я сплю!
— Идите, молодые люди. — Профессор садится, хрустнув суставами, вытягивает ноги. — Я присмотрю за нашей…
— Ага, щас! Эксо-эксо, Кэнди! — Эн немедленно вскакивает. — Что там у вас?
Хал, перепрыгивая через ступеньки, уже бежит к арене. Ник и Эн устремляются за ним.
Цирк понемногу оживает — люди поднимаются, переговариваются. Отовсюду слышится:
— Что случилось?
— Что там?
— Тревога?
— Тихо! — подняв руку, рычит Бабай. — Все в порядке, спите! Просто человек пришел. Новый.
— Песни поет! — вякает из-за его спины Жора, тряся кудрями.
Хал пробегает вдоль бортика арены, застывает возле входа и вдруг начинает пятиться. Ник, остановившись в паре метров позади, вскидывает арматурину.
Из темноты выплывает тяжелый, низкий бас:
— Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и Дух Правый обнови внутри мен-я-я-я!
Слова гудят набатом. Это не стихи, но и не песня, а скорее какой-то варварский гимн, псалом, полный внутренней силы, мощный и пугающий.
Эн ойкает. Хал отступает в сторону. Бабай, наоборот, делает пару шагов по направлению к черному зеву выхода и растопыривает толстые руки, точно хочет остановить то, что прет из тьмы. Жора нелепо оглядывается, ища, куда бы спрятаться.
— Не отринь меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня-я-я-я! — ревет бас. — Возврати мне радость спасения Твоего и Духом Владычественным утверди меня-я-я-я!
Мрак колышется. Ник угадывает в нем высокую человеческую фигуру, широким шагом движущуюся по проходу.
— Научу беззаконных путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратя-я-я-ятся! — дорёвывает последний строки псалма бас, и в круг света вступает мужчина огромного роста, весь в черном, косматый, до самых глаз заросший густой бородищей.
Сжимая в руке суковатую палку с прикрученным алюминиевой проволокой позеленевшим медным крестом, незнакомец встает перед Бабаем, смотрит на него сверху вниз, гулко пристукивает посохом и заканчивает псалом на невероятно низкой ноте:
