— Будучи автором, я бы счел это симптомом успеха. — Мэнкуп поежился. Из открытых дверей несло сквозняком. Портьеры шевелил холодный воздух, настоянный на угаре выхлопных газов и вялом аромате отцветших лип. — От чего бежит добропорядочная сволочь? От правды! Они не возражали бы против набальзамированной ароматными травами мумии. Но им преподносят тошнотворного мертвеца, который к тому же вот-вот воскреснет.
— Все же я рад, что не ты автор, Магнус. — Баллин показал на группу ожесточенно жестикулирующих людей, столпившихся вокруг Хэлгена. Упитанное, тяжелое тело ведущего театрального критика содрогалось от возмущения. — Толстый Хэлген и его соратники и не думают дезертировать. Вот увидишь, они даже вызовут автора.
— Чтобы набить морду? — Мэнкуп кивнул. — Слава богу, только в переносном смысле.
— Как знать, — подала голос Магда. — Завтра Хэлген отхлещет его в статье, а послезавтра кто-то из его единомышленников сочтет кастет куда более действенным средством критики.
— Послезавтра? — Мэнкуп тихо рассмеялся. — Полагаю, что к тому времени автор будет вне предела досягаемости.
— Ты говоришь так, как будто знаешь, кто этот загадочный Арно Хэлл, — заметил Баллин.
— Просто считаю его достаточно осмотрительным, — пробормотал Мэнкуп. — Глядите, вот и директор театра! Надеюсь, он застрахован против увечий!
Баллин проводил глазами подбежавшего к директору Хэлгена, к которому присоединилась большая часть оставшихся зрителей.
— Это позор! — донесся негодующий голос театрального критика.
Директор туманно оправдывался. Господину Хэлгену отлично известно, что театр существует в основном за счет меценатов. Если они в последнее время не поддерживают единственный центр гамбургской интеллектуальной мысли, можно ли винить во всем одну дирекцию? Конечно, ему самому пьеса не очень нравится, зато автор покрыл все расходы. Во всяком случае, он, директор, не допустит ни одного спектакля сверх обусловленных контрактом десяти представлений. Он очень просит уважаемого господина Хэлгена напомнить в своей рецензии, что театр не кабак со стриптизом и поэтому нуждается в финансовой поддержке общественности.
Третий звонок положил конец кулуарным дебатам. Второй акт начинался в точности как первый. Пока следователь с еще более усталым видом перелистывал следственный материал, Мун оглядел зал. Пустовала почти половина кресел. Оставшиеся зрители напряженно молчали. По позам и выражению лиц можно было без труда отгадать их отношение к пьесе. Единомышленники Хэлгена всем своим видом напоминали посетителей митинга, готовых вот-вот ринуться на трибуну и расправиться с оратором. Остальные тоже ничем не походили на театральных зрителей. Зарытые в руки лица, склоненные головы, сцепившиеся пальцы. Так обычно выглядят слушатели судебного процесса.
