— Не думаю. — Неваровного явно не восхищала стратегия начальника. — Какой промах он может допустить? Достаточно просто ничего не делать, сидеть себе тихонько, чтобы не дать нам ни одной зацепки.
— Все это верно, но я боюсь, что преступник не примет такой тактики, просто не сможет ее принять. У него наверняка были очень веские причины избавиться от Квасковяка. В наши дни люди без особой нужды не убивают своих соседей, тем более работников милиции.
— Это могло быть просто хулиганской выходкой какого-нибудь балбеса, приведшей к трагическому концу.
— Теоретически это допустимо, но вот на практике… Очень давно в Подлетной никаких «выходок» не было. А это похоже на убийство из-за угла. Хулиганы такими делами не занимаются. И потом, время убийства: между четырьмя и пятью часами утра. Для хулиганов время неподходящее. Единственное питейное заведение в Подлетной закрывается в десять вечера. Накануне там было абсолютно спокойно. Мы без труда установили это.
— Наверняка там есть и подпольные забегаловки.
— Левандовский выясняет это. Ваши предположения совпадают с концепцией, которой капитан придерживается при расследовании. Но пока до успеха ему далеко. И мне кажется, что он на ложном пути.
Неваровный зашевелился в кресле, откашлялся, словно готовясь что-то сказать, но, видимо, передумал и позволил полковнику продолжать.
— Я думаю, Квасковяк напал на след какого-то серьезного преступления. Сержант был человеком наблюдательным. Имей он среднее образование, я направил бы его в офицерскую школу. Несколько раз уговаривал его взяться за учебу, но он все выкручивался: мол, жена, трое детей, да и возраст уже не тот… И все же Квасковяк был отличным работником. Очевидно, его подозрения не были достаточно обоснованы, потому он и не сделал никаких записей. Но для преступника, а может быть, и для целой банды он уже представлял опасность. И его убрали. Теперь эти люди притихли, сидят, как мыши за печкой. Но так долго продолжаться не может. Поэтому-то очень важно, чтобы у нас в Подлешной был опытный и умный наблюдатель. Такой, как ты. — Полковник снова перешел на дружеский тон.
— Спасибо за комплимент. В последние годы у меня было мало возможностей убедиться, как меня ценят.
— Сам виноват, ты прекрасно об этом знаешь. Характерец у тебя ужасный. Ну так как? Едешь в Подлешную?
— Это приказ, товарищ полковник?
— Нет, — комендант начал злиться, — это лишь дружеское предложение. Если предпочитаешь возиться с бумажками, дело твое. Можешь сидеть над ними, пока…
