Дневник. Продолжение | страница 31
Если осень. Иосиф подскажет.
Затерялся его макинтош
в поворотах, в теченье... Подсажен
новый зритель на голос, на всплеск,
на виденье Венеции... В осень
уплываем под плесень и блеск
и – в упор – упираемся оземь.
18 о к т я б р я
«По осиновым полянам...»
По осиновым полянам,
по сугробам заполярным
погуляли всласть.
А теперь пора ответить,
сколько пущено на ветер,
перед тем, как стлать.
Не мягка постелька будет —
отвечаем не по букве —
а твердят, что пух...
Лишь не знаем и примерно
поворота (что приметы?!),
от какого – Путь.
19 о к т я б р я
19 ОКТЯБРЯ
Царскосельский денёк. Как при Пушкине. Путник не в счёт.
Он и сам по себе, и чужой, и уже позабытый.
Стихотворец о нём сообщить даже нужным не счёл,
и вдыхает октябрь – предстоят мировые событья.
С бронзой кружится лист, а недавно совсем золотой.
Круг друзей ещё здесь, и достаточно вытянуть руку...
И ещё на земле. Под ногами лоскутный платок
царскосельской листвы, и воронья доносится ругань.
Солнце падает вниз. Этот день унесу на плече —
тяжелее сума, но родимая ноша не тянет.
А о вечере – чур! – помолчим, как о том палаче...
О, как жаждешь под солнцем побыть царскосельским лентяем...
«Между солнцем и тьмой проложу папиросный лоскут...»
Между солнцем и тьмой проложу папиросный лоскут,
и в него завернусь, и погреюсь в тепле невеликом.
Как в пелёнке. Она не пропустит потоком тоску,
хоть ещё не воздух, не завеса, уже не вериги.
Просто хочется жить. А на многое сил – в пол-ладонь...
Только горсточка, ну – ни полпорции... Милости жажду.
И под грузом годов так охота побыть молодой...
И в пелёночке стыть чуть полегче, и кутаюсь жадно.
20 о к т я б р я
«Мир просит другого. Ни груза души...»
Мир просит другого. Ни груза души,
ни песни.
Бесплотного нет. Если есть – задушить.
Не бейся.
Ну что же, зимой и синица – слегка
идальго[2].
Свистит желтогрудая – а не слегла.
Ты тоже сойди на дорожку с ледка,
и – дальше.
20 о к т я б р я
ЛЕДЕНЕЦ или БЕЗ ХОДУЛЬ
Всего на свете горше мёд...
Франсуа Вийон
И откуда что берётся...
Новгородская берёста
тайну бережёт.
Баловство бывало в детстве —
петушки – ау, младенцы...
Сахар пережжён.
Горек сахар – а соблазн-то...
Под него поём согласно...
Промолчи, Вийон!
Но когда с ответом встречусь
и пойму, откуда трепет, —
захлебнусь виной.
Мир ещё цветной, как сахар
в леденцах, снежок над садом —
на дворе октябрь.
И опять орут с начала,
и лежит в гробу молчальник —
в долготу октав.
Сахар кончится, и там-то
из теплушки выйдешь в тамбур —
спрыгнешь на ходу...
Вот тогда-то и узнаем,
Книги, похожие на Дневник. Продолжение