Он оттолкнул Ратху прочь от дичи, освобождая проход чужакам.
Ратха вся тряслась от гнева и ненависти, и едва удержалась, чтобы не впиться зубами в шкуру Костегрыза.
— Не стоит, племенная кошка, — очень мягко сказал он. — Ты наелась досыта. Позволь же им наполнить свои пустые животы.
Ее гнев внезапно прошел. Ратха молча смотрела, как котенок подошел к серой кошке и подтолкнул ее к дичи. Потом он указал лапой на труп олененка, и тогда старуха подняла голову, посмотрела на мясо и облизала морду.
— Еда, — донеслись до Ратхи слова серого котенка. — Подойди. Ешь.
Косматая кошка уставилась из-за спины котенка на Костегрыза и Ратху. Потом заскулила, распушила загривок и оскалила желтые остатки зубов.
— Нет, — терпеливо произнес котенок, похлопывая ее лапой. — Не драться. Не охотиться. Серая может поесть.
Костегрыз отошел в сторону и сел, повернув голову. Но Ратха не тронулась с места, во все глаза разглядывая Безымянных. В этой серой кошке было что-то отталкивающее и в то же время привлекающее.
Котенок, истекая голодной слюной, бросился к туше олененка и впился зубами в его бок. Серая пошла за ним, и они ели до тех пор, пока животы у обоих не раздулись от мяса.
Наконец, они закончили. Ратха с горечью заметила, что от оленя остался только обглоданный череп да крупные кости. Остальное было сожрано, либо разбросано кругом. Серая закашлялась, отряхнула шерсть от дождя и отвернулась в сторону. Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, Ратха села перед старухой, преградив ей дорогу.
— Старая, раз ты ела нашу еду, — сказала она, — то должна в благодарность за угощение ответить на наши вопросы. Кто ты такая? Где твой дом? Куда ты держишь путь в такую непогоду?
Вместо ответа серая ударила ее лапой по морде.
Ратха пригнулась.
— Не трать слова понапрасну, грязная, — раздался у нее за спиной голос пестрого котенка.
Ратха обернулась и увидела, что тот, как ни в чем не бывало, вылизывает усы.
— Старая не умеет разговаривать. Она с трудом понимает, что я ей говорю.
— Почему? — спросила Ратха. — Она выжила из ума от старости?
— У нее никогда не было ума. Она всю жизнь была такая, — котенок зевнул и прогнул спинку, пока хвостик не задрожал.
Ратха попятилась прочь от серой. Влажный рассеянный взгляд скользнул по ней, и Ратха вдруг почувствовала себя пленницей этих тусклых глаз. У нее свело живот от злобы и омерзения.
Котенок вопросительно приподнял брови.
— Мне жаль ее, — выпалила Ратха, жалея о том, что подошла близко к этой кошке.
