Он спросил, где он находится, и одна из женщин ответила, что он находится в уютном и безопасном месте и что никто и никогда больше не сделает ему больно. Тут он сломался и заплакал. Они смущенно опустили глаза, однако он не знал, вызвано ли их смущение его порывом чувств, или же они поступают так, как должны поступать.
Он бодрствовал недолго; он снова погрузился в сон, от которого он очнулся только двумя днями позже. Он чувствовал себя словно оглушенным наркотиками; голова его была тупой и пустой, во рту его было сухо. В тот же вечер ему удалось покинуть свою постель и добраться до двери своей палаты. Никто не помешал ему сделать это и он даже поговорил или попытался поговорить с другими пациентами. Он испуганно вернулся назад, в свою маленькую палату. О'Брайен лежал на соседней койке. Он повернул голову и спросил:
— Где мы?
— В сумасшедшем доме, — ответил Ту Хокс.
О'Брайен был слишком слаб, чтобы бурно отреагировать на это.
— Вероятно, наши палачи решили, что мы — душевнобольные. Мы крепко держались за нашу историю, а наша история просто не могла быть правдой. Итак, мы здесь, и мы можем сказать, что нам повезло. Эти люди, кажется, испытывают древнее почтение к сумасшедшим. Они хорошо обращаются с ними. Но, как ты понимаешь, мы все равно остаемся пленными.
— Я думаю, я ничего не смогу с этим поделать, — сказал О'Брайен. — Я умру. Что сделали эти дьяволы… и мысль о том, что в этом мире… С меня этого достаточно.
— Ты слишком много перенес, чтобы умереть именно сейчас, — сказал Ту Хокс. — Ты только испытываешь горькое разочарование.
— Нет. Но на тот случай, если я не выкарабкаюсь, ты должен мне кое-что пообещать. Если у тебя будет возможность, ты должен разыскать этих негодяев и убить их. Медленно.
— Совсем недавно я думал точно так же, как и ты, — ответил Ту Хокс. — Но с тех пор мне кое-что пришло в голову. На этой Земле нет Гаагской Конвенции или чего-нибудь подобного. И то, что мы перенесли здесь, ждало нас при любом пленении, если взявшим нас в плен покажется, что они могут от нас что-то узнать. Если бы мы попали в руки перкунцев, с нами, вероятно, обошлись бы точно так же. По крайней мере, палачи не сделали нас калеками на всю жизнь, а могли бы. Но теперь самое худшее осталось позади. С нами обращаются как с пленными королями. Индейцы верят, что сумасшедшие обладают божественностью. Может быть, теперь они не верят больше в это всерьез, но свои обычаи они еще сохраняют.
