Он поведал Грегорио, но не Мариане всю историю с Дориа. Конечно, он будет осторожен… но краткое знакомство с генуэзцем показало, что тот ― человек весьма легковесный и довольствуется мелкими пакостями. Годскалк придерживался того же мнения. «Этот тип, ― сказал как-то священник, ― видит мир как зеркало для отражения собственного великолепия. Он играл со мной, он будет играть и с тобой тоже. Он не попытается нас уничтожить, потому что мы оттеняем его».
Суждения Годскалка часто приводили Николаса в изумление. Он сказал на это:
― Я-то думал, может, мне показалось… Все эти дни у меня было такое ощущение, что Дориа мог бы всерьез помешать нашим планам, если бы только захотел.
― А теперь он желает, чтобы ты охотился за ним, ― подтвердил священник. ― Я рад, что ты решил этого не делать. Трудно ли тебе дается воздержание?
На сей раз вопрос был задан не женщиной, которая стремилась познать натуру другой женщины. Впрочем, в словах священника не содержалось и особой пастырской заботы.
― Почему вы об этом спрашиваете? ― поинтересовался фламандец.
― Сам не знаю, ― отозвался капеллан, нахмурившись. ― Он будет искать твое слабое место…
― Тогда давайте нарядим Тоби в мою одежду, ― предложил Николас. ― Вам понравился Дориа?
― Нет, ― сказал отец Годскалк. ― Но, кажется, мне стало жаль его.
― Жаль его? ― изумился бывший подмастерье.
Вскоре после этого они отплыли, ― точно в срок, благодаря северным февральским ветрам. Главный парус окрашивать не стали; вместо вымпела с флорентийскими лилиями на мачте трепетал большой шелковый флаг ярко-синего цвета, ― предмет особой гордости Юлиуса. Флаг этот развевался над ста тридцатью восемью футами плавучего кредита под названием «Чиаретти».
Под звуки труб галера вышла на веслах из Порто Пизано. Раскатистые звуки инструментов далеко разносил свежий ветер, но их заглушали возгласы и ругань полусотни матросов и ста членов наемного отряда Шаретти, которые сидели по трое на лавках и пытались грести в едином ритме. Им запретили петь до выхода из гавани, опасаясь, что песенный репертуар кому-то может показаться не вполне адекватным.
Почти все оказавшиеся на борту провожали взглядами удаляющийся берег. Свежий ветер раздувал волосы и плащи и горячил кровь предвкушением приключений. Николас обернулся, чтобы взглянуть на своих спутников. Лучники уже стояли на посту на носу корабля у мачты и по обе стороны центрального прохода. Матросы, плотники, старшина команды гребцов, трубач, ― все они тоже входили в команду. На носу вместе со штурманом и рулевым стоял капеллан Годскалк, Тоби, лекарь и цирюльник, Юлиус, давний союзник, казначей и поверенный компании, а рядом с ним ― чернокожий Лоппе и другие слуги. Чуть поодаль виднелось добродушное бородатое лицо капитана Асторре. Джон Легрант как бывалый мореход обозревал корабль и уже вскинул руку, чтобы отдать следующий приказ, ― тогда весла поднимутся все разом, корабль содрогнется, и постепенно раздуются поднятые паруса…
