― Потопить мой корабль, украсть товар, подать крепленое вино, ― предположил Николас.
― Мне его разбавить? ― осведомился Дориа. В глазах, блестящих, как у фазана, на миг мелькнула насмешка.
― Только если вам самому это необходимо, ― отозвался фламандец. ― Ведь вскоре у нас появится повод для празднования. Сколько вы хотите за свой корабль со всем его содержимым?
Дориа медленно распрямил спину. Изящно очерченные губы растянулись в радостной улыбке.
― Щедрый жест, дражайший мессер Никколо! Вы разорите семейство Медичи! Какой соблазн…
― Тогда соглашайтесь, ― объявил Николас. ― Это избавит вас от неприятного плавания в феврале, от войны с турками или со мной. ― Голос его по-прежнему звучал любезно, но Годскалк видел, как эти двое сцепились взглядами. Затем с едва слышным вздохом генуэзец отвернулся.
― Увы! Даже если вы смогли бы занять столь крупную сумму…
― Смогу, ― подтвердил фламандец.
Годскалк посмотрел на него, Пагано Дориа ― тоже.
― Я вам верю, ― кивнул он. — И все же в Трапезунде, мессер Никколо, я рассчитываю заработать несравненно больше. Разумеется, я ни в чем не намерен мешать вам. Денег там хватит на всех. Земля Золотого Руна, земля Колхиды, куда отправился крылатый овен, дар Гермеса… В те земли Язон отплыл на «Арго», по совету деревянного оракула. Там он заручился поддержкой Медеи, засеял поле зубами дракона и вырастил на нем воинов… ― Он коротко хохотнул. ― В Бургундии в честь него назвали орден. Орден, призванный сплотить людей для освобождения Константинополя. Чтобы поднять весь христианский мир, как надеется этот глупец, фра Людовико… Но государством нельзя управлять молитвами ― кто же это сказал, а?.. Так что великий орден Золотого Руна на самом деле был придуман герцогом Филиппом в честь руна своей возлюбленной. Вы слышали об этом?
― Разумеется, ― подтвердил Николас. ― Но кем же вы хотите быть? Язоном? Овном? Или драконом?
― Я не столь честолюбив, ― возразил генуэзец. ― Меня вполне устраивает оставаться Пагано Дориа. Я собираюсь в Трапезунд. Возможно, в чем-то мы будем соперничать. Я не обещаю стать легкой добычей, но вы вправе ответить мне тем же. Если боитесь или не верите, то можете сообщить обо всем в Милан ― и пусть они меня остановят. Но я чувствую в вас отвагу, страсть к риску и приключениям, а это противоречит старческой расчетливости. И тем не менее, решать все равно вам.
Годскалк покосился на Николаса. Тот казался совершенно трезвым, хотя на щеках проступил румянец, а глаза лихорадочно блестели. Он не сводил взгляда с генуэзца. После долгого молчания бывший подмастерье проронил:
