Николас сделал шаг вперед. Рядом с Пагано Дориа, на котором был роскошный наряд из желтого бархата, его собственное одеяние казалось весьма скромным. Когда он улыбнулся, на щеках появились ямочки. Глаза смотрели невинно и прямо, как у младенца. Разглядывая генуэзца, Годскалк вновь обратил внимание, насколько тот изящен и хорош собой. Даже малый рост не бросался в глаза, если не стоять с ним совсем рядом…
― Что ж, гении всегда узнают друг друга, ― улыбнулся Николас в ответ. ― Но с какой стати отцу Годскалку порицать вас?
― Садитесь, ― пригласил Пагано Дориа. ― Вот сюда, и устраивайтесь поудобнее. Не желаете ли мальмзейекого вина или джина? Все напитки свежайшие и чистые. У вас ведь отличный лекарь ― чего же вам бояться? Разумеется, ведь вы меня не знаете, и гадаете сейчас, не таю ли я зла? Я прав?
Теперь, когда все они расселись, разница в росте перестала играть значение. Вино было разлито по бокалам; Годскалку оно показалось совершенно обычным.
― Меня известили о вашем назначении, ― заметил капеллан.
Дориа улыбнулся в ответ.
― А меня ― о назначении мессера Никколо. Позвольте вас поздравить.
Фламандец вновь улыбнулся.
― Благодарю. Таким образом, мы получили объяснение несчастному случаю с галерой и обвинениям против мастера Юлиуса. Кстати, миланский посланник согласился принять меня сегодня вечером, и я не сомневаюсь, что он пошлет кого-нибудь на север, дабы узнать, являлись ли эти враждебные действия официальной политикой Генуи? Конечно, Флоренции бы это очень не понравилось. Никто не пожелает, чтобы его упрекнули в попытках чинить препятствия христианскому войску.
Годскалк сморгнул. Генуэзский торговец, похоже, также на мгновение растерялся, но тут же вскочил с места, поставил бокал и коснулся рукой плеча Николаса. Не убирая руки, он опустился на одно колено.
― О чем вы говорите? ― воскликнул генуэзец. ― Я получил подтверждение своего назначения, лишь когда оказался во Флоренции… У меня не было никаких причин портить ваш корабль… ваш собственный священник тому свидетель! И откуда мне было знать, что он ваш? Ведь он в ту пору еще принадлежал Республике. Что же до вашего стряпчего… ― Убрав, наконец, руку, он откинулся назад и изящным движением вновь пересел в кресло, по пути прихватив свой бокал. Сжав его в пальцах, генуэзец с легкой улыбкой покачал головой. ― Что могло показаться вам таким подозрительным? Я просто повстречал фра Людовико на улице, и он стал расспрашивать о моих делах. Я был весьма впечатлен тем, что услышал о вас и о вашей компании. Вы ведь даже не представляете, как много о вас говорят во Флоренции. А наш славный минорит заинтересовался, кто именно отправляется в Трапезунд, и пожелал узнать всех поименно. Я не виноват, что имя мастера Юлиуса оказалось ему знакомо. Ему доводилось встречаться с ним прежде. Когда же я осознал, что произошло, то, разумеется, был весьма раздосадован, но поделать уже ничего не мог. Либо ваш человек сумел бы оправдаться, либо ваша славная компания избавилась бы от слабого звена… Разве ущерб столь уж велик?
