Ханс Фаллада скончался вскоре после завершения работы над романом — в феврале 1947 года. Стоит в заключение еще раз предоставить слово Иоганнесу Бехеру:
«Он владел широчайшей шкалой человеческих чувств. Ничто человеческое, ничто бесчеловечное не осталось ему чуждым. Он касался самых сокровенных чувств, в его клавиатуре не отсутствовало ничто бессознательное; простым, народным языком он умел сделать понятным и доступным необычное и сомнительное. Но любовь его принадлежала простой жизни и маленьким людям. Насколько простая жизнь порой бывает сложной и сколько величия таится в маленьких людях — это он рисовал мастерски. Он знал жизнь маленьких людей, как вряд ли кто другой, и точно отражал их настроение; но его сила в то же время была и его слабостью как человека и художника. Он часто слишком легко поддавался настроениям и колебаниям этих слоев, регистрировал их, колебался вместе с ними, вместо того, чтобы противостоять им и оказать сопротивление. Но поскольку он сердцем чуял правду, он скоро начинал противодействовать бесчеловечности, так же, как лучшие из его героев, — вместе с ними, на их, на свой лад: упорно, упрямо, чудаковато, сам по себе»[10].
Т. Мотылева
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Перед выходом на волю
1
Заключенный Вилли Куфальт слоняется по камере из угла в угол. Пять шагов туда, пять — обратно. Снова пять туда.
На минуту он останавливается под окном. Оно немного скошено, насколько позволяют железные жалюзи; снизу доносится шарканье множества ног и окрик надзирателя:
— Держать дистанцию! Пять шагов!
У секции В-4 прогулка, полчаса будут кружить по двору, дышать воздухом.
— Не разговаривать! Ясно?! — опять орет надзиратель, и шарканье продолжается.
Куфальт подходит к двери, замирает и прислушивается: в тюрьме тихо.
«Если от Вернера сегодня не будет письма, — думает он, — придется пойти к попу и поклянчить, чтобы взяли в приют. А то куда мне деться? Больше трех сотенных я тут вряд ли заработал. На них долго не протянешь».
Он опять прислушивается. «Через двадцать минут прогулка у них кончится. Тогда наш черед. Надо успеть раздобыть табачку. Не могу же я последние два дня сидеть без курева».
Он открывает шкафчик. Заглядывает. Конечно, табаку и в помине нет. «Да, не забыть выдраить миску, а то Руш наорет. Где взять пасту? Стрельну у Эрнста».
Он кладет на стол куртку, шарф и шапку. Даже если на дворе солнечный майский день, всем положено надевать шапку и шарф.
«Через два дня забуду про эту муру. И буду надевать, что захочу».
