«У матушки Додд в Хобокене» — какая великолепная, какая завлекательная музыка звучит в сочетании этих слов для мореплавателей всех наций, бросавших когда-либо якорь в порту Нью-Йорка! Второй такой матушки Додд не найти в целом свете — особенно там, где гуляют ветры и шумят волны; и тот, кто побывал у нее один лишь раз, везде будет рассказывать о ее необыкновенных качествах, расхваливать ее доброту и мечтать о том дне и часе, когда снова окажется под ее гостеприимным кровом.
Однако, по правде говоря, такой человек должен быть уж по крайней мере бравым боцманом, иначе может случиться так, что она ничего о нем не слыхала, и тогда он окажется на улице очень скоро, не успеет войти в дом. У нее весьма строгие понятия о приличиях, и, охраняя доброе имя своего заведения собственными силами, она столь в этом преуспела, что не один упрямый моряк изведал на собственном опыте твердость ее здоровенных кулаков и силу толстых рук. Кого она не хочет терпеть у себя в доме, тому она просто предлагает убраться, и, если он при этом замешкается, она берет его за шиворот и выводит на улицу со скоростью локомотива. Но тот, кто имел счастье завоевать ее доверие, может всегда рассчитывать на ее защиту и помощь в любой передряге; в беде она друзей не бросала. Дом «У матушки Додд» одноэтажный, но длинный и широкий. Обширная прихожая ведет в огромный гостевой зал, прокуренный потолок которого держится на толстых деревянных столбах. Спереди стоят столы «для всех», в глубине места занимают только те, кто обладает расположением хозяйки, а в задней стене есть дверь в комнату, где сиживают одни только капитаны да штурманы, и лишь изредка туда допускается какой-нибудь завсегдатай из числа морских волков, к которому хозяйка заведения в данный момент особенно благоволит.
Таких любимчиков она обслуживает сама, в то время как об остальных гостях заботится ее персонал.
В тот день на якорь встало много парусников и пароходов, вследствие чего в этом приземистом доме наблюдался большой наплыв гостей. Матушка Додд, прислонившись к косяку двери, стояла у стойки, уперев руки в толстые бока, и командовала официантами, как полководец на поле брани, в основном посредством выразительных взглядов и кивков, изредка роняя короткие и резкие слова.
За одним из передних столов сидела компания мужчин, которых знающий человек сразу бы определил как нахалов. Они разговаривали столь громко, что их голоса перекрывали весь остальной шум в зале, причем предмет разговора в те времена, незадолго перед концом гражданской войны
