В тот момент, когда он поднялся по ступенькам, до его слуха донеслось звяканье цепочки и стук отодвигаемого засова. Бо терпеливо ждал на краешке крыльца, спрятавшись от дождя, но не слишком близко от двери. Пауза между отпиранием двери и ее открыванием длилась так долго, что Бо уже начал опасаться, не передумала ли она. Затем дверь со скрипом распахнулась.
Их все еще разделяла сетчатая дверь, но силуэт Мэгги сейчас оказал на него такое же действие, как и ее тело среди бела дня оказало на всех присутствующих мужчин в дежурной комнате. Вид Мэгги изменил направление его мыслей, он забыл о деле и думал только о том, как бы до нее дотронуться.
Неужели у этой женщины нет приличной одежды?
Ее короткий джинсовый комбинезон так выгорел и износился, что, понял Бо, на ощупь стал похож на старую фланель. Под широкими лямками плечи ее были голыми. Нет, понял он, не голыми. Тонкие, как спагетти, бретельки крохотного топа с глубоким вырезом едва виднелись рядом с джинсовыми лямками.
— Сейчас угадаю, — произнесла она. Одна ее рука была засунута в карман, другая не отпускала дверной ручки. — Вы заехали по дороге?
Возможно, другой не заметил бы напряжения в ее голосе, самого крохотного намека на жесткий самоконтроль. Но от Бо это не укрылось, и ему все стало ясно. У Мэгги нет объяснения отклонению в результатах проверки на полиграфе, никакой забавной, остроумной истории о том, почему она заколебалась перед ответом на тот вопрос. Мэгги встревожена. Возможно, надеется, что ему еще ничего не известно о том тесте, и она спрашивает себя, что он намеревается теперь предпринять.
Ничего, Мэгги. Абсолютно ничего, решил он. По крайней мере, сегодня вечером. Он уже получил тот ответ, ради которого приехал, но не на такой ответ он надеялся.
Взмахнув промокшим конвертом, Бо сказал:
— Я застрял в суде и не успел застать вас в больнице. Мне хотелось, чтобы показания были подписаны сегодня и можно было с этим покончить.
Мэгги бросила взгляд на часы на руке.
— Девять часов — несколько поздновато для работы, даже для вас. — Она взглянула на него с задумчивым блеском в глазах, и он понял, что Мэгги снова собирается поддеть его. — Но с другой стороны, наверное, дьяволу никогда не переделать свою работу.
— У вас острый язычок, Мэгги. А перо такое же острое? — Шагнув поближе, он протянул ей конверт. — Возможно, вы сперва захотите это прочесть. Могу подождать здесь, если пожелаете.
Мэгги поняла, что его предложение остаться снаружи является довольно откровенным намеком на то, чтобы получить приглашение войти, и воспротивилась. Ей казалось, что впустить его в дом все равно что голодного волка к овцам, и при этом надеяться, что он сожрет не слишком много. Невозможно предугадать, съест или не съест. Она потеряла способность правильно оценивать ситуацию. Уже три ночи ей не удавалось поспать как следует. Она боялась спать, боялась видеть сны.
