«Вот так штука, — пронеслось в голове у Тома. — Куда он его тянет? А как же я?»
Брэгг молчал минут пять, не меньше. Потом сказал, но уже не столь резко:
— Но все-таки объясните, господин Вальтер, зачем вам это все? Что за дикая… филантропия?
Вальтер вежливо рассмеялся.
— Если вам это так необходимо, пожалуйста. Не стану скрывать: лица, заинтересованные в ваших опытах по образованию устойчивых морфологических аномалий у водорослей, будут делать на этом бизнес. Какой? Не имею представления, но это, безусловно, так. Наверное, вас это шокирует — какие-то, мол, дельцы будут наживаться на чистой науке. Не так ли? Но, доктор, будьте разумны: разве это принесет ей, чистой науке, что-либо, кроме пользы? Наука все равно останется выше бизнеса, она живет своей жизнью, жизнью высшего порядка, она должна идти вперед, развиваться, и в этом ее конечная цель — всегда вперед! Ничто не должно мешать прогрессу человечества, пружина которого — наука. Так неужели вы, истинный ученый, из-за того, что ваша щепетильность на секунду восстала от прикосновения к житейской прозе, неужели вы сможете пожертвовать делом своей жизни? О нет, этому я не поверю…
Брэгг опять медлил с ответом. Вальтер решил, видимо, усилить натиск — ковать пока горячо.
— Мистер Брэгг, я понимаю: Резерфорд и Оппенгеймер в свое время не думали о Хиросиме, а потом было поздно — джинн вырвался из бутылки. Но ведь у вас совсем другое дело, ваше занятие настолько мирное и безобидное, что его просто-напросто невозможно использовать во вред людям. А на пользу — вполне вероятно. Кто знает, может быть, люди, которые готовы финансировать ваши опыты, начнут производить из водорослей какой-нибудь ценнейший пищевой продукт и раз навсегда решат мировую проблему продовольствия. А результаты опытов по цветовой изменчивости используют для декоративных целей. Кто знает?.. Вы не можете отказаться, вы не имеете права, дорогой мистер Брэгг!
Томас услышал, как кресло скрипнуло: кто-то из них встал и принялся медленно ходить по комнате. Он узнал шаги доктора и на всякий случай на цыпочках отошел от двери. И вовремя — она отворилась и в переднюю вышел насупленный, озабоченный Брэгг.
— Том, — хмуро сказал он, увидев юношу. — Это, — он кивнул на портфель с почтой, — пока не отсылай. Положи в ящик. Ничего не отсылай, слышишь? И если будут звонить, говори, что уехал. Зачем — не знаешь, кажется, в Лондон. Так и скажи — зачем-то поехал в Лондон. Ясно?
