Карповский залпом выпил двойное виски. Его лицо побагровело и лоснилось от пота. Сунув в рот сигарету, он сделал попытку затянуться, не замечая, что забыл ее прикурить.
Гейнц щелкнул зажигалкой.
— Так к чему же вы клоните, Серж? — снисходительно произнес он.
Жадно вдыхая дым, Карповский начал было что-то говорить, но закашлялся и потянулся за бутылкой. Налил, отхлебнул, отдышался. Потом прищурился и, глядя Гейнцу в глаза:
— Куда клоню?.. А вот куда. Скажу. Вы, Гейнц, всегда отчетливо представляете свое место среди людей. В так называемом обществе. Вы органически приемлете общественную иерархию. Разве вам понять, что такое настоящее честолюбие. Оно… Оно жрет. Беспредельное могущество… Возможность перетряхивать мир… Вот так, как она…
Карповский кивком указал на смазливую барменшу, взбивавшую коктейли. Та заметила его движение и на всякий случай спросила:
— Виски?
Карповский показал через плечо два пальца и продолжал. Глаза его лихорадочно поблескивали, он возбуждался все больше.
— И поэтому я не завидую вам, Фред. Слышите, не за-ви-ду-ю, как не завидую самому президенту. Даже он не может чувствовать себя свободным и всемогущим. Как этот Рацел…
Он замолчал, невидяще глядя сквозь Гейнца. Тот коротко рассмеялся.
— По-моему, вы уже на полпути к всемогуществу.
Карповский лизнул сухие губы, недобро взглянул в глаза Гейнцу.
— Намекаете на сумасшествие, Фред? Знаю, все может кончиться и так.
Гейнц посмотрел на часы: этот болтун начал его раздражать. Но Серж, не обращая на него внимания, продолжал:
— Сколько планов у меня было, сколько планов! Я ставил себя на место Магомета, изобретал новую религию — такую, на которую должны были клюнуть все. И понимал, что людям теперь не до религии. Разве что на часок, после обеда, а верят они только в чековую книжку. Мне не давали покоя лавры Игнатия Лойолы, я преклоняюсь, Фред, перед иезуитами. Но ведь нынешним пигмеям нужны покой и дивиденды, на кой им тайная власть над другими. Как я их ненавижу, как презираю я их, Гейнц, — этих практичных, этих… Эх… Послушайте, Фред, — сказал Карповский неожиданно спокойно. — Вам никогда не приходило в голову, что все вокруг нас — ну, все-все: капитализм, коммунизм, войны, сами люди — все это до поры до времени…
Гейнц пожал плечами: что он имеет в виду?
Карповский закусил палец, помолчал, затем продолжил:
— Представьте, Фред, что будет, если они в самом деле прилетят? Те, что оттуда… Не с Венеры, а дальше… Понимаете, Гейнц? Наткнутся на нашу планетишку и решат прибрать к рукам. Захотят — и нет ни Гейнца, ни Сержа, никого вообще. И мы ничего не сможем сделать. Ха, весело, правда? Вот уж засуетимся — все мы — и капиталисты и коммунисты. А они рраз! — и все. Только вдруг им понравятся, предположим, Советы? Их оставят, а нас — тю-тю. Вот и решится спор, какой строй лучше. Без нас обойдутся…
