Тишина в классе такая, словно школяры слушают, как трава растет.
Протасов доволен: почудил — и хватит. Теперь — к предметам академическим!
Он первым из учителей выделил в классе Зуева. Что поставил его в неловкое положение — поделом! Прежде чем прокукарекать, поразмышляй: курячья ли слепота? Протасов больше всех радуется своей непритязательной шутке.
Не столь давно у него с Котельниковым зашел разговор о солдатском сыне. Протасов похвально отозвался об успехах Зуева.
— Востер парнишка, — поддержал инспектор Котельников. — Да только преподавателей своих не весьма жалует.
— Это кого ж?
— Да хоть тебя, Алексей Протасьевич. Захожу намедни в покои. Вся четверка тут как тут: Зуев, Крашенинников, Головин, Рихман. Солдатский сын про тебя и распевает под смех товарищей:
Всего на свете боле
Страшитесь докторов,
Ланцеты все их в воле,
Хоть нет и топоров.
И среди них Протасов,
Анатом и травник.
Кричит он громким басом,
И глохнет ученик.
— Ах негодник! — смеется Протасов. — Вот уж подрублю ему язык ланцетом. Курячья слепота… Каков, а? Вот до чего Кантемировы сатиры доводят…
Приглядывался к Зуеву и географ Румовский.
Тянет Зуев руку, дознаться хочет:
— Отчего в атласе Канин Нос обозначен островом, а он всего лишь полуостров?
— Откуда выведал?
— Бывалые люди сказывали.
Просек, востроносый, промашку в атласе Делиля!
— Чертеж делилевский, господа школяры, исправлению подлежит. Да.
И танцующей своей походкой пробежал по классу, не в силах сдержать волнения.
— На то мы, астрономы и географы, предназначены. Послала меня Академия три года назад в Селенгинск. Венера тогда проходила мимо солнца. Ах, господа школяры, незабываемые то были дни. Так вот. Иные гадали: не будет явления. Другие утверждали: будет явление. Будет — не будет. Будет — не будет. Как на ромашке, гадали. Поехал, наблюдал. Было явление! Так наука исправляется. Найдется географ, который и Канин Нос исправит на карте, не по воображению, а по натуре. Так-то, Зуев! При этом окуляры географические — долгота и широта. — Румовский держит глобус крепко, как древко штандарта. — Это хорошо понимал наш путешественник Степан Петрович Крашенинников. В своей книге он дал Камчатку, какая она есть в натуре. Так и узнается, друзья мои, сколь пространен свет и что малейших дале звезд, как писал пиит… Канин Нос… — Румовский ставит глобус на стол. Всем своим удрученным видом выказывает сожаление, что северная эта земля осталась без присмотра, хотя она куда ближе малейших звезд.
