Он говорил это так, словно не сомневался, что у нее с Брентом близкие отношения и она в курсе его личной драмы.
— Трудновато, — заметила она как можно безразличнее.
— Да, но зато он стал богатым. Никто и подумать не мог, что Дебора найдет лазейку и все присвоит.
Дебора! Вот, значит, как ее зовут.
— Похоже, у нее совсем нет совести, — довольно спокойно проговорила Эмма.
— Зато у нее ноги что надо! — Дьюк одарил Эмму улыбкой признанного обольстителя. — В этом мой старший братец знает толк.
Эмма слабо улыбнулась и принялась размешивать краску, хотя сейчас это занятие давалось ей с трудом.
— Наверное, он очень переживал?
— Да. Но, думаю, так всегда бывает. Когда разводишься, нельзя все поделить пополам. Особенно если оба заняты в одном деле. Они ведь были партнерами.
Брент был женат! Эмма ощутила весьма чувствительный укол ревности. И хотя она прекрасно понимала, что у нее нет никакого права ревновать, тем не менее ревновала.
— Половина в деле точно принадлежала ей, — продолжал Дьюк, не отрываясь от кистей и банок. — Но Деборе удалось получить гораздо больше. Брент махнул на все рукой и переехал сюда. А здесь купил дом по соседству с вашим, частично уплатив наличными, частично в кредит. Мы все ужасно боялись за него. Думали, он станет тут совсем отшельником.
Мэгги ей писала, что он зол на весь свет. Теперь Эмма поняла почему.
— Мы очень благодарны вашей бабушке за то, что она поддержала его. Она не выпускала его из поля зрения, пока он вновь не почувствовал вкус к жизни. Таскала его повсюду, и он в конце концов втянулся, — продолжал Дьюк.
Жизнь для живых… Живите.
Эмма вспомнила эпитафию, и, хотя все ее мысли были заняты Брентом, руки продолжали размешивать краску. Теперь она по-новому воспринимала отношения Брента и Мэгги. Понятно, почему Брент обрушился на нее с обвинениями. Ведь получилось так, что у нее не нашлось возможности навестить бабушку, зато она вовремя прискакала за наследством. Наверное, Эмма напомнила ему его бывшую жену. К тому же Мэгги, вероятно, настояла, чтобы он стал ее душеприказчиком, и это еще больше убедило его в Эмминой жадности. Так вот как все на самом деле. Она должна простить его…
И вдруг она поняла, что давно его простила. Даже более того. Ее чувства к нему уже перешли границу добрососедских отношений.
— Вы, случайно, не крем изволите сбивать? — услышала она голос рядом. — Или мы все-таки будем красить?
Эмма совсем растерялась, когда увидела, что краска расплескалась по полу.
