Следовало утешить принца. Может, тот чего-то не понял. Надо было выяснить.
— Ваше высочество, вы и в самом деле хотите сказать, — начал Холс и оглянулся, словно тоже боясь подслушивания, — что тил Лоэсп, лучший друг вашего отца, перчатка на его руке, острие его меча и так далее, убил вашего отца? — Слово «убил» он произнес шепотом.
Фербин посмотрел на него с такой свирепой яростью и отчаянием, что Хубриса передернуло.
— Сунул свой грязный кулак в грудь отца и выжал все жизненные силы из его бьющегося сердца! — сказал Фербин; голос его звучал, как никогда прежде, — взволнованно, хрипло, взбешенно. Он сделал жуткий, прерывистый вдох, словно каждый атом воздуха задерживался у него во рту, не решаясь проникнуть в легкие. — Я видел это так же четко, как вижу тебя. — Принц покачал головой, глаза его наполнились слезами, губы искривились. — И если бы в моей попытке забыть, убедить себя, что я ошибся, бредил, галлюцинировал или спал наяву, случившееся превратилось в ошибку, бред, галлюцинацию, — господи, как бы я ухватился за эту возможность! Обеими руками. Лучше бы я тысячу раз сошел с ума и знал, что это игра моего больного воображения! Но невыносимо знать, что мое расстройство происходит от виденного мной наяву!
Последнюю фразу он прорычал прямо в лицо слуге, ухватив Хубриса за воротник. Тот завел одну руку за спину, чтобы опереться и не упасть, а также побыстрее выхватить — если понадобится — армейский пистолет. Потом лицо Фербина обмякло, из принца словно вынули стержень. Он положил руки на плечи слуги, уронил голову на его грудь и зарыдал.
— Ах, Хубрис! Если ты мне не веришь, кто тогда поверит?
Хубрис почувствовал жар Фербинова лица у себя на груди, почувствовал, как намокает от слез рубашка. Он поднял руку, собираясь погладить Фербина по голове, но решил, что так уместно вести себя лишь с женщиной или ребенком, и снова уронил руку. Хубрис был потрясен. Даже пускаясь во все тяжкие или в пьяном угаре жалости к самому себе, принц никогда еще не выглядел таким потрясенным, таким сломленным, таким страдающим. Ничто прежде так его не трогало — ни смерть старшего брата, ни потеря любимого скакуна на пари, ни сознание того, что отец считает его дубиной и пустышкой. Ничто!
— Ваше высочество, — сказал Хубрис, прикасаясь к плечу принца и усаживая его прямо, — все это мне никак не проглотить в один присест. Я бы тоже предпочел считать, что мой возлюбленный господин сошел с ума, нежели допустить, что его слова — правда. Ведь если это так, то — да не допустит этого МирБог — мы все на полпути к безумию, и, даже если небеса обрушатся на нас сию минуту, наше отчаяние и неверие не станут ни на йоту больше. — Фербин кусал губы, словно ребенок, пытающийся сдержать слезы. Хубрис протянул руку и погладил принца по плечу. — Позвольте рассказать, что я слышал от бесхитростных служак и читал в новостных армейских листках. Новости разные, но кое-что вырисовывается. Официальная и разрешенная версия, так сказать. Может быть, выслушав меня, вы как-то утихомирите лихорадку в своей голове.
