От заката до рассвета | страница 41



Она душой болела за свой самолет. И сейчас, наблюдая, как она работает, я чувствовала себя в чем-то виноватой: ведь я пряталась под стол в то время, когда Тося выбегала, чтобы спасти самолет. Пусть даже спасти его было невозможно…

Цветут яблони

Большой аэродром под Краснодаром. Настоящий — с капонирами. Так что наши «ПО-2» стоят не где-нибудь у хаток на деревенской улице, а на стоянках, окруженных земляным валом. Стоят важно и никого не боятся.

Но с воздуха их отлично видно. И в первую очередь их выдают капониры… В этом мы убедились, когда нас два-три раза пробомбили фашистские самолеты. Нет, лучше летать с небольшой площадки где-нибудь на окраине станицы и прятать самолеты в садах! Не нужно нам настоящего аэродрома!..

…Весна 1943-го. Апрель. Станица Пашковская в белом тумане: цветут яблони, абрикосы.

Я иду по тропинке у самого забора, задевая плечом ветви деревьев. Сыплется на землю белый снег лепестков. Идем втроем: Жека Жигуленко, Нина Ульяненко и я.

Вечер. На темном небе блестит узенький серп месяца. Совсем рядом, у самого кончика месяца, — крупная звезда. Она будто манит его, увлекая за собой, а сама отходит все дальше и дальше, и расстояние между ней и месяцем постепенно увеличивается…

У нас тренировочные полеты. Мы, штурманы, хотим стать пилотами. Нас трое. Четвертая Рая Аронова. Она в госпитале после ранения. Собственно говоря, у каждой из нас за плечами аэроклуб. Но и только, больше никакого опыта. А ведь в полку все летчицы — бывшие инструкторы и опытные пилоты.

…Внизу под крылом проплывает широкая лента Кубани. Станица в светлых клубах цветущих деревьев. И мне кажется, что даже здесь, на высоте трехсот метров, я чувствую запах яблоневого цвета.

Изредка мигает на земле посадочное «Т» из электролампочек. Надолго включать его нельзя: летают немецкие самолеты.

— Можно на посадку, — говорит Сима Амосова. Сегодня она долго проверяла меня, заставив проделать почти все, что я умела.

Я делаю разворот, и тонкий серп месяца уплывает в сторону. Выводя самолет из разворота, вспоминаю своего инструктора в аэроклубе.

Маленького роста, в черной кожанке; одно ухо шлема — кверху, заправлено под резинку очков, другое — книзу. Бывший летчик-истребитель Касаткин, как большинство инструкторов, считал своим первейшим долгом ругать курсантов во время полета. Когда я запаздывала делать разворот и внизу уже появлялась окраина Киева, он кричал в трубку, как мне казалось, радостным голосом: