Ночь становилась все темнее, но он мог видеть больше, чем хотел бы. Один квартал неосвещенных домов был превращен в тир, однако он не сразу сообразил, что шесть отделенных голов, кивающих в унисон, служили мишенями. Должны были, хотя бы потому что у всех шести было одно и то же лицо… лицо, откуда-то ему знакомое. Спотыкаясь, он миновал головы, которые наклонились к нему из тьмы за силуэтами стрелков, целившихся в них. Слэйд почувствовал, что головы умоляли его вмешаться. Он так отчаянно желал отдалиться от навязчивого смятения, что чуть не свалился в канал.
Он не заметил его сразу, поскольку участок был огорожен и образовывал туннель. Вероятно, Туннель Любви: гондола выплывала из заросшего входа, издавая звук приглушенного выхлопа и запах злокачественной опухоли. Слэйд мог различить только головы влюбленных в гондоле. Они выглядели так, будто не видели дневного света несколько лет.
Он подавил крик и ретировался вдоль канала, по направлению к главной улице. Пока он крался по заросшей каменной кромке канала, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие, он вспомнил, где видел лицо мишеней: на фотографии. Это было лицо владельца парка. Тот умер от сердечного приступа вскоре после того, как обанкротился, а разве обанкротился он не после того, как уговорил горожан вложить деньги? Слэйд начал отчаянно бормотать извинения за весь вред, который он возможно помогал причинять городу, если это вызвало гнев кого-то, кто мог его сейчас слышать. Он только делал что мог для города, он сожалел, если все пошло не так. Все еще беззвучно извиняясь, Слэйд перебрался с кучи обломков на мост, по которому главная улица пересекала канал.
Он бежал по неосвещенной дороге, мимо ратуши и звуков беспощадного вальса во тьме. Пекарь в фартуке обслуживал посетителя, совершая те же движения почти наверняка перед тем же покупателем, и Слэйд почувствовал, что каким-то образом виноват, как будто он должен был принять предложение света. Он не должен сбивать себя с толку, он должен добраться до машины и ехать, ехать куда угодно, пока не выберется из этого города. Ему пришло на ум, что все, кто мог уехать из этого города, так и сделали… а затем, когда он увидел свою машину, он вспомнил про слепую женщину в отеле.
Он не может бросить ее. Она должно быть не знает, что случилось с городом, что бы это ни было. Она даже не включила свет в отеле. Он отчаянно протиснулся через вращающиеся двери, которые показались ему проржавевшими и хрупкими, и ворвался в приемную. Он ухватился за край двери, чтобы успокоится, пока его глаза привыкали к мраку, который клубился, порождая сгустки тьмы. Служащая стояла за своей стойкой, постукивая по подбородку в такт ей одной слышной мелодии. Он отложила бумаги и подняла голову:
