— Что прикажете делать? — торопливо спросил Гвоздев у командира.
— Батюшка, — плаксиво отвечал Борода-Капустин, — действуй сам… Я, вишь ты, не в себе… Помираю… Занедужил…
Гвоздев сжал кулаки и нетерпеливо дернул головою. Пеппергорн не возвращался, но Капитон Иванов стоял рядом, с готовностью ожидая распоряжений. Мичман посмотрел вниз, на палубу, и увидел обращенные к нему лица матросов. Вон суровый, решительный, высокий Ермаков, вон широкоскулый Маметкул… Десятки знакомых ему лиц, товарищей его плаваний, его жизни последних лет. Иные из них были явно испуганы, но большинство глядели сосредоточенно и сурово, ожидая от мичмана правильных, быстрых и твердых решений, готовые, как всегда, выполнять их, не жалея ни сил, ни даже жизни своей для спасения судна и товарищей.
Мичман почувствовал, как уверенность возвращается к нему.
— Капитон Иваныч, командуй все реи спустить, того гляди, сорвет их и зашибет кого, — сказал он боцману. — Да пошли кого-нибудь за Пеппергорном. Время не терпит.
— Есть! — и боцман опрометью ринулся вниз.
Матросы, обрадованные, что могут действовать, бросились по вантам, а Петров, как марсовый, выбывший из строя, побежал за Пеппергорном.
Становилось все светлее, и, оглядывая местность, Гвоздев уже почти не мог рассмотреть пламени костра правее мыса Люзе, был виден только стелющийся по земле густой дым.
"К чему бы этот костер? — подумал Гвоздев. — Говорят, на острове Эзель нарочно зажигали огни, чтобы вызвать крушение и ограбить разбившееся судно…"
Но вдруг догадка осенила мичмана, и он с пробудившейся надеждою стал пристально изучать берег там, где стлался дым от костра.
— Сударь, сударь! — услышал он взволнованный голое и, обернувшись, увидел Петрова, смотревшего на него растерянно. — Сударь! Господин лейтенант померли. Из пистолета себе в грудь выстрелили…
Известие было ошеломляющее. Но заниматься покойником у мичмана не было времени.
— Уложи его на койке, приведи в порядок, накрой плащом, — наскоро приказал Гвоздев матросу и снова повернулся к костру. Теперь он остался единственным офицером на судне, который мог им командовать.
Гвоздев заметил, что там, где кончаются обрывы мыса Люзе и начинается пологий берег, буруны разбиваются саженях в шестидесяти — семидесяти от него. Следовательно, там не было далеко уходящих в море отмелей, которые делали безнадежной всякую попытку спасти если не бригантину, то хоть людей. Видимо, именно это место, где вернее всего можно было выброситься на берег, и указывал костер, зажженный береговыми жителями.
