— Ну, что? Скоро вы там? Сколько я должен голый стоять?
— Сейчас — сейчас. — И несут мне вещи совсем другие, новенькие. Костюм какой-то черный, ботинки, рубашку шелковую. Что за дьявольщина опять?
— А мои, — говорю, — мои вещи отдайте! (Особенно волнуюсь я за свою телогрейку — там лезвия, да и привык я спать под своей телогрейкой. Зачем мне их барахло?)
— Потом-потом, — говорят, — ваши вещи дезинфицировать будут, такой порядок.
— Какая дезинфекция, какой порядок, что ты мне, бес, гонишь? Ты еще в школу ходил, а я в этой тюрьме уже сидел. Лефортовские порядки знаю — никакой дезинфекции никогда не было!
Что-то не так, что-то почуял я недоброе. И улыбочка у него елейная, так и стелется. Опять подумалось мне о лесочке да о попытке к побегу, «сапоги вам больше не нужны»… Я в скандал, я в крик:
— Не нужно мне чужое — отдайте мое. Какая дезинфекция — я из другой тюрьмы приехал, а не с воли. У нас карантина нет и санобработку проходим.
Засуетились, черти, забегали. Прискакали офицеры. Вот, дескать, порядки у нас новые, обязательно дезинфекция, никак нельзя без дезинфекции. Пожалуйте в баню. Сколько ни скандалил — бесполезно. А, — будь вы неладны. Застрелить — и в своем застрелите, если приказ есть.
— А вещи мои где?
— Не волнуйтесь, завтра отдадим.
— Ну, хоть зубную щетку, порошок, мыло да махорку можно взять?
— Можно, — говорят, — берите.
С тем и привели в камеру. Непривычно как-то в вольной одежде. Шесть лет не надевал, отвык, неловко. Заводят в камеру уже к ужину. Всегда вот так с этими этапами — чего-чего, а покормить забудут, потом не допросишься, проехало. Камера номер сорок. Сидел я в ней раньше. Корпусные все знакомые, надзиратели тоже — действительно как домой вернулся. Смеются: «Опять тебя прикатили!»
В камере двое. Оба следственные. Тоже странно. Не должны бы меня держать со следственными. Значит, и я тоже под следствием. Курят сигареты, угощают. Сигарет я уже давно не курил — не накуриваюсь я ими, привык к махорке. Познакомились, поболтали. Я в основном помалкиваю — кто их знает, что за люди. К хорошим людям меня не посадят. У одного на пальце золотое кольцо — странно. Заметил он мой взгляд, объяснил, что, дескать, снять не могли, не слезает кольцо. И еще того странней — что я, чекистов не знаю? С пальцем оторвут! Ну, ладно.
Спрашиваю, действительно ли дезинфекцию вещей теперь делают, — все-таки не был я здесь три с лишним года, могли измениться порядки.
— Вам, — спрашиваю, — делали?
