Долго ехали молча, а когда скалы, окружавшие дорогу, начали расступаться, открывая плато, похожее на копыто, Люлёк, словно продолжая прерванный разговор, сказал:
— Чужие мы здесь. Чужие, комиссар. И людям, и скалам, и ветру даже… Оттого и понять многого не можем. И друг друга перестаем понимать!
Закатаев покосился: что-то непохоже на ротного. Никак голову напекло?
А солнце здесь и впрямь — безжалостное. Того и гляди, крыша поедет…
