У него был такой самодовольный вид, что желание крепко стукнуть его овладело ею с новой силой. Она с трудом, с большим трудом сдержалась, понимая, что сейчас у нее появилась самая удобная возможность разрешить все их недоразумения.
— Да, Тэннер, я была и осталась девственницей. Если ты не можешь переварить это, тогда тебе лучше убраться из моего номера, пока я не позвала на помощь и тебя отсюда не вышвырнули.
— Ты вопишь с перерывами уже десять минут, но что-то пока никто не поспешил тебе на выручку. — Он доброжелательно улыбнулся. — Меня не смущает, что ты на меня орешь, лишь бы это куда-то вело.
От ее внимания не ускользнуло, что Тэннер так и не поднялся и не ушел. Угол полотенца свесился в ванну, и толстая ткань впитывала воду. Полотенце стало тяжелым, липло к телу, но выпускать его из рук она не собиралась.
— Единственное, к чему это привело, — фыркнула Абби, — это к тому, что стала очевидной вся глупость моего плана. С самого начала он был обречен на неудачу.
— По крайней мере, ты признаешься, что план был, — с удовлетворением заметил Тэннер.
— Я ничего не признаю. — Она раздраженно вздохнула, и от этого движения полотенце опасно поползло вниз, а из-за кромки его вынырнул розовый сосок. Нетерпеливо вздохнув, она подтянула намокшую ткань повыше и услышала сдавленный стон с другого конца комнаты.
— Что-то не так? — Абигейл пристально поглядела на него. Ей показалось, что Тэннер как-то странно выглядит, но решила, что это такое освещение. — Если ты заболел, тебе лучше пойти к себе.
— Я не болен.
— Все равно уходи в свою комнату. Я замерзаю и не могу дольше прижимать к себе это полотенце.
Абби все еще пыталась продолжать разговор, давно перешедший грань между разумным и абсурдным, но не хотела признаться в том, что не в состоянии спорить, как должно.
— Если ты думаешь, что я в таком состоянии смогу ходить, ты жестоко ошибаешься. — Тэннер снова застонал и закрыл глаза. Когда он снова открыл их и посмотрел на нее, в них явно читалось неприкрытое желание. Ошибиться было невозможно. Движение его руки привлекло ее взгляд. Словно зачарованная, Абби наблюдала, как его длинные пальцы указали на вздыбившиеся в паху джинсы. Когда он заговорил снова, голос его был более низким, чем раньше, таким же грубым и волнующим, как той ночью в Аспене.
— И нечего смущаться, девочка. Такое со мной часто бывало, стоило тебе пройти мимо по комнате.
Даже ради спасения своей жизни Абби не смогла бы сейчас выговорить хоть слово. И не могла отвести глаз от столь явного признака его эрекции.
