Ариман начал понимать слова рунного жреца, услышав в них отголоски учения Корвидов.
— «Судьба непреложна»,[45] — процитировал Ариман, и Охтхере рассмеялся:
— Да, верно. Этот гаут[46] знал, что говорил.
Ариман перевел взгляд на Гору. Он чувствовал, как из-за общности в понимании тайн его первоначальная враждебность к рунному жрецу постепенно слабеет. Как бы сильно ни различались их учения, некоторые суждения Космического Волка его заинтересовали. Это совсем не означало, что он мог доверять Охтхере, но первый шаг был сделан.
— Что ж, ты меня разыскал, — заговорил Ариман. — И что дальше?
— Ты и я — Сыновья Шторма, — сказал Судьбостроитель, вторя мыслям Аримана. — А братья не должны быть чужими друг другу. Мне известна сага о прошлом твоего Легиона, и мне известно, что ничто так не подстрекает людей к убийству, как страх перед тем, чего они не понимают.
Ариман немного помедлил, прежде чем задать следующий вопрос:
— И что же еще тебе известно, как ты считаешь?
Охтхере шагнул ближе:
— Я знаю, что дефект геносемени едва не уничтожил твой Легион и вы до сих пор опасаетесь, что эта напасть вернется. Мой Легион в том же положении. Нас подстерегает проклятие вульфена,[47] и мы следим за своими братьями, не появится ли у кого-то знак волка.
Судьбостроитель поднял руку и прикоснулся к дубовому листку, выгравированному на оплечье Аримана.
— Так же и вы следите за своими легионерами, опасаясь перерождения плоти.
Ариман вздрогнул, словно от удара, и отшатнулся от жреца.
— Никогда больше не прикасайся к нему, — потребовал он, стараясь говорить спокойно.
— Ормузд? — спросил Судьбостроитель. — Так его звали, да?
Ариман хотел рассердиться, хотел вспылить из-за бесцеремонного прикосновения к старой ране. Он заставил себя обратиться к низшим Исчислениям и постарался сбросить пелену печали и сожалений.
— Да, — после недолгого молчания произнес он. — Так звали моего брата-близнеца.
Ариман понял, что в долине творится что-то неладное, задолго до пересечения хребта, за которым они впервые увидели гигантских стражей. В горле появился противный металлический привкус, и сразу вслед за этим в эфире возникла зыбь. Волнение было слабым, как едва различимый шепот, но все же оно было.
Как же так? Ведь прежде здесь царило ничем не нарушаемая тишина?
Впереди показался перевал, и тошнотворное ощущение усилилось, словно ветер приносил из долины запахи массового захоронения. В долине явно появилось нечто скверное.
Ариман взглянул на Магнуса. Огромный образ примарха расплывался в дрожащей дымке и состоял из множества разных обликов, как будто тысячи пиктов были сняты на один и тот же кадр: Магнус-гигант, Магнус-человек, Магнус-чудовище и еще сотни вариаций на тему Магнуса.
