Я должен выйти во что бы то ни стало. Я просто обязан организовать налет на эту проклятую кухню, иначе я кончу, как коврик из человечьей шкуры на пороге собственной квартиры. Если из меня вынуть все кости, я буду шириной как половик-зебра. Выйти-то не проблема, а ну как мы с ней столкнемся опять? Проведите мне по ребрам, и вы услышите адский грохот, поверьте моему горькому опыту. Она уставится на меня своими глазами, полными ненависти, она польет меня с ног до головы отборной руганью, она пнет меня как следует ниже пояса — ведь для этого не надо даже ногу высоко задирать. Если бы вам вдруг захотелось вытереть об меня ноги, вам бы тоже не пришлось их высоко задирать. Удар по яйцам — это фигня. Ее взгляд — вот что приводит меня в ужас. Кто не испытал, тому не понять. Голубой, бездушный, холодный, как мрамор могильной плиты, цепенящий, как то, что покоится под ней. Взгляд, который заставляет жалеть о том, что я еще не там, под могильной политой.
Она бегала по три раза в неделю. И с каждым разом все быстрее. И дольше. Ее ноги наматывали километры мокрого асфальта, ее дыхание сравнялось с ритмом дыхания львицы на помеченной территории. Сам видел, как испуганные прохожие оборачивались ей вслед. И куда девались одышка загнанной лошади, колебания на краю скользких тротуаров, прыжки в сторону от прохожих, которые ее не замечали? Теперь ее видели все и даже специально останавливались, чтобы проводить ее взглядом, пока она не скроется за углом. Так смотрят вслед опасности, чтобы убедиться, что она миновала и можно спокойно продолжать путь. Поверьте мне, ее уверенность в себе приняла пугающие размеры. Я слышал, как она стонала от удовольствия, если побивала собственный рекорд. Я слышал, как она удовлетворенно вздыхала, если обходила на дистанции признанного бегуна. Эти бегущие достопримечательности, ряженные в лиловую лайкру, поверить не могли, что маленькая попка в непорочных пляжных шортиках утерла им нос. С мурашками по всему телу и кроссовками на ногах, я до головокружения пялился на угол соседнего дома, откуда она могла вынырнуть каждую следующую минуту, и, когда она наконец появлялась, я бросался вниз по лестнице, боясь, как бы она не исчезла раньше времени, в наркотической зависимости от ямочек, которые свели меня с ума. Она делала вид, что не замечает моих детсадовских маневров. Признаю — стратегия, достойная недоумка. Однако, прежде чем забежать в свой подъезд, она смягчала свой голубой пьянящий взгляд, как кюрасо на горящих углях, и бросала его на меня, чтобы я таял. И я был тот самый кретин, который улыбался ей, кивая головой. Ничего не поделаешь, рефлекторный жест околдованного самца.
